Читаем Данте и философия полностью

Глава вторая

Данте и философия в «Пире»

Вероятно, спорам о смысле «Пира» не суждено когда-либо закончиться. Во-первых, потому, что эрудиты весьма редко обращаются к этому произведению ради него самого. У них есть свое представление о замысле Данте. Они знают, кем была Беатриче и кем не была; они разобрались с Donna gentile, которая появляется в этом произведении, и ее отношениями с совсем другой дамой, тоже gentile, которая может фигурировать в другом произведении. Они убеждены, что Данте солгал и, чтобы скрыть свою ложь, переделал прочие произведения, устранив первоначальный текст; но они знают, каким был этот первоначальный текст, и во имя отсутствующего текста перетолковывают имеющийся в наличии. Такая маленькая игра оказывает большую помощь в том, чтобы доставлять пищу разработкам университетских кафедр, но не имеет никакого резона прекращаться, потому что слишком очевидно, что тексты Данте не всегда легко согласуются между собой в нашем уме. Может быть, однажды мы услышим вероятную версию того, как они согласуются в уме Данте; но это явно возможно лишь при одном условии: если не искажать их ради того, чтобы облегчить их согласование для нас. Между тем именно это и происходит. Поэтому дискуссии дантоведов имеют своим предметом уже не один и тот же дантовский «Пир», но множество гипотетических «Пиров», причем каждый эрудит отстаивает свой «Пир» против всех остальных, с которыми даже не может его сравнить.

Во-вторых, затруднения связаны с подлинным произведением Данте как таковым. «Пир» Данте не окончен. Согласно первоначальному замыслу, он должен был содержать общее вступление и еще четырнадцать трактатов, каждый из которых состоял бы из одного стихотворения и развернутого комментария в прозе. Данте написал лишь введение, три первых стихотворения с комментариями и еще несколько стихотворений, призванных послужить материалом для последующих, так и не написанных, трактатов. Эрудиты не могут договориться между собой, какие стихотворения из дантовского «Сборника канцон» следует считать предназначенными для «Пира», если бы он был завершен[144]. В целом у нас имеются лишь четыре трактата из пятнадцати задуманных Данте; причем, если бы у нас был только второй трактат и не было четвертого, можно было бы принять за истинные те толкования, которые в свете четвертого трактата выглядят полным искажением замысла поэта. А что было бы, если бы Данте написал остальные одиннадцать трактатов? По одной этой причине всегда будет трудно прийти к абсолютно достоверным выводам относительно окончательного смысла тезисов, сформулированных в «Пире».

В-третьих, источником затруднений оказывается сам характер текста «Пира». Это – произведение, полное философских и даже богословских идей, однако написанное автором, который, строго говоря, не был ни философом, ни богословом. Когда он писал свой труд, его эрудиция в этих вопросах была еще свежеприобретенной[145].

Это чувствуется по той манере, с какой он вставляет в текст фрагменты доктрин разного происхождения, не всегда сглаживая углы и не подгоняя их друг к другу надлежащим образом. Да ему и не нужно было этого делать, если принять во внимание характер «Пира»: он был задуман как произведение, популяризаторское в лучшем смысле слова. «Пир» призван был служить введением в философию для тех добропорядочных людей, которым общественные и семейные обязанности или просто материальные обстоятельства не позволяли приобщиться к этим занятиям и извлечь из них пользу, на которую они имели право. Если верно то, что мы скажем далее о философии, как ее представлял себе Данте, станет понятным, что сама идея подобного трактата органически связана с дантовской идеей философии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Bibliotheca Ignatiana

Истина симфонична
Истина симфонична

О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.

Ханс Урс фон Бальтазар

Религиоведение / Религия, религиозная литература / Образование и наука
Сердце мира
Сердце мира

С того лета, когда на берегах озера в моих родных краях я написал эту книгу, прошло уже почти пятьдесят лет. Пожилому человеку трудно судить о том, говорит ли сегодня что-либо и кому-либо лирический стиль этой работы, но духовное содержание книги, которое решило предстать здесь в своих юношеских одеяниях, осталось с течением времени неизменным. Тот, кто чутко вслушивается, способен, как и тогда, расслышать в грохоте нашего мира равномерное биение Сердца — возможно, именно потому, что, чем сильнее мы пытаемся заглушить это биение, тем спокойней, упорнее и вернее оно напоминает о себе. И нашей уверенности в своих силах, и нашей беспомощности оно является как ни с чем не сравнимое единство силы и бессилия — то единство, которое, в конечном итоге, и есть сущность любви. И эта юношеская работа посвящается прежде всего юношеству.Июнь 1988 г. Ханс Бальтазар

Антон Дмитриевич Емельянов , АРТЕМ КАМЕНИСТЫЙ , Сергей Анатольевич Савинов , Ханс Урс фон Бальтазар , Элла Крылова

Приключения / Самиздат, сетевая литература / Религия, религиозная литература / Фэнтези / Религия / Эзотерика / Исторические приключения
Книга Вечной Премудрости
Книга Вечной Премудрости

В книге впервые публикуется полный перевод на русский язык сочинения немецкого средневекового мистика Генриха Сузо (ок. 1295–1366 гг.) «Книга Вечной Премудрости», содержание которого сам автор характеризовал такими словами: «Книга эта преследует цель снова распалить любовь к Богу в сердцах, в которых она в последнее время начала было угасать. Предмет ее от начала до самого конца – Страсти Господа нашего Иисуса Христа, которые претерпел Он из любви. Она показывает, как следует благочестивому человеку по мере сил усердствовать, чтобы соответствовать этому образцу. Она рассказывает также о подобающем прославлении и невыразимых страданиях Пречистой Царицы Небесной». Перевод сопровождает исследование М.Л. Хорькова о месте и значении творчества Генриха Сузо в истории средневековой духовной литературы. В приложении впервые публикуются избранные рукописные материалы, иллюстрирующие многообразие форм рецепции текстов Генриха Сузо в эпоху позднего Средневековья.

Генрих Сузо

Средневековая классическая проза / Религия / Эзотерика

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное