Данте и философия

Donna gentile не замедлит констатировать этот уход. Поступая так, как подобает философии, она прежде всего берется за наведение порядка в собственном доме, указав каждой из наук подобающее ей определенное место. Прекрасный повод для того, чтобы уточнить, какое же место подобает теологии; и мы увидим, что Данте очень хорошо знал, как получить от теологии те свободы, без которых философия не смогла бы оказывать ей ожидаемые услуги.

Данте рассматривает ex professo проблему классификации наук в комментарии к строке стихотворения, на которой выстроен весь трактат II «Пира»: «Voi che ‘ntendendo il terzo ciel movete» [ «Вы, движущие третьи небеса…»]. Чтобы объяснить, что значит третье небо, нужно сперва объяснить, что значит слово «небо» в стихотворении, где Данте его употребляет. Ciel [небо] означает науку; таким образом, разные небеса означают здесь разные науки. В самом деле, как всякое небо вращается вокруг своего центра, так всякая наука вращается вокруг своего объекта как неподвижного центра. Далее, как всякое небо освещает видимые предметы, так всякая наука освещает предметы умопостигаемые. Наконец, как, по признанию всех философов, светила влияют на соответствующим образом расположенные вещи, чтобы сообщить им те совершенства, которые они способны воспринять, так и науки сообщают нам разнообразные совершенства. Они позволяют нам размышлять об истине, которая и есть наше высшее совершенство, как говорит Аристотель в книге VI Этики, рассуждая о том, что истина есть благо для ума[158].

Это общее сравнение не вызывает никаких проблем; но две проблемы возникают сразу, как только мы пытаемся отождествить каждую конкретную науку с каким-либо конкретным небом. Складывая науки тривиума и квадривиума, получаем семь наук; добавив к ним физику и метафизику, этику и теологию, приходим к общему итогу в одиннадцать наук. С другой стороны, если сложить сферы семи планет, две объемлющие их подвижные сферы и неподвижное небо, заключающее в себе все остальные небеса, получаем число десять. Таким образом, одна наука оказывается лишней, и приходится приписывать каким-то двум разным наукам одно и то же небо. Кроме того, возникает вопрос о том, в каком восходящем порядке надлежит располагать науки. Так как самые высокие небеса – те, чье влияние наиболее универсально, они в то же время являются самыми благородными; значит, классифицировать науки, отождествляя их с различными небесами, означает одновременно установить между ними иерархию. Данте не только не избегает этих трудностей, но провоцирует их. Это, несомненно, свидетельствует о том, что ему было что сказать и что он искал случай, чтобы объясниться по данному поводу.

Соответствие первых семи наук и семи планет устанавливается легче всего – по крайней мере, если безоговорочно принять некоторые отождествления, достаточно неожиданные, но с необходимостью продиктованные общепринятым порядком следования семи свободных искусств. Итак, мы получаем следующую иерархию:

Мы можем освободить себя от необходимости анализировать мотивы, которые оправдывают, если можно так выразиться, эти отождествления. Поскольку мы знаем, что, вполне возможно, именно этот список диктовал Данте его резоны, а не наоборот, мы можем, не нанося оскорбления Данте, считать эти резоны произвольными. Не так обстоит дело в отношении четырех последних наук и трех последних небес. Здесь встает проблема распределения четырех наук: физики, этики, метафизики и теологии, между тремя небесами: сферой неподвижных звезд, Кристальной сферой и Эмпиреем. Каким образом надлежит провести такое распределение?

На данный момент мы можем исключить из рассмотрения Эмпирей, поскольку в норме он не входит в естественную классификацию небес[159]. Эмпирей – небесная сфера, неведомая философам и мудрецам; ее существование утверждают теологи по чисто богословским мотивам. Фактически естественный универсум, за пределами которого начинается сверхъестественный мир, заканчивается Кристальной сферой. Именно на это ясно намекает Данте, когда, перечислив сферы семи планет, сферу неподвижных звезд и Кристальное небо, добавляет: «За пределами всех этих небес католики помещают еще одно небо – Эмпирей» (II, 3). Очевидно, что это небо не существует для мудрецов как таковых. По этой же причине мы можем временно исключить из рассмотрения теологию, ибо она тоже не является наукой о природе, познаваемой естественными средствами. Так что отложим пока рассмотрение этой науки и этого неба, не упуская из вида, что позднее и они не преминут присоединиться, и обратимся к оставшимся двум небесам и трем наукам: как распределить физику, этику и метафизику между сферой неподвижных звезд и Кристальной сферой?