Данте и философия

«Perche io volendo, con tut ta reverenza e a lo Principe, e al Filosofo portando…; nè contra rimperiale maiestade nè contra lo Filosofo si ragiona inreverentemente..; e prima mostrerô me non pressumere contra l’autorità del Filosofo; poi mostrerô me non presummere contra la maiestade impériale» [ «Поэтому, соблюдая должную почтительность по отношению к Государю и к Философу… рассуждение мое не страдает непочтительностью ни к императорскому величию, ни к Философу… И сначала я докажу, что не покушаюсь на авторитет Философа, а затем покажу, что не покушаюсь на императорское величие»][211]. Отсюда мы прежде всего видим, какими добрыми помощниками историку могут быть великие поэты – эти провидцы реальности. Мы охотно говорим: Средние века – это папа и император; теперь, предупрежденные Данте, мы будем говорить: папа, император и Аристотель. Но это еще не все. Такое трехчленное деление средневековой реальности подсказывает вывод, вся важность которого не замедлит обнаружиться: эти три монарха представляют три начала власти, абсолютно независимые в их собственной, возглавляемой каждым из них сфере. Что касается нашего спорного вопроса, отсюда явствует, что если философ, как таковой, не вправе властвовать в политике, то император, как таковой, не вправе властвовать в философии. Власть императора простирается на все, что обеспечивает совершенство человеческой жизни; стало быть, она простирается на весь порядок наших произвольных действий, регулирует его своими законами и правит им с такой безраздельной полнотой, что может быть уподоблена «всаднику человеческой воли»[212]. Но эта власть не может выйти за рамки своего порядка и править философией; напротив, это философия должна ею править. На этом Данте стоит столь твердо, что вызывает восхищение: «per tanto oltre quanto le nostre operazioni si stendono, tanto la maiestade imperiale ha giurisdizione,è fuori di quelli termini non si sciampia» [ «Императорская власть правомочна в тех границах, в каких простираются наши действия, и за эти пределы не выходит»]. Все эти действия, поскольку они зависят от человеческой воли, могут быть добрыми или злыми, справедливыми или несправедливыми, и определяются велениями писаного закона, а значит, подчинены власти императора: именно он фиксирует то писаное суждение, каковым является закон, и гарантирует его соблюдение. Но император не правомочен за пределами того конкретного порядка, на который простирается его юрисдикция: «A questa [ragione scritta] scrivere, mostrareè comandare, è questo officialeposto di cui siparla, cioe lo Imperadore, al quale tanto quanto le nostre operazioni proprie… si stendono, siamo subietti; epiu oltre no» [ «Для составления, обнародования и исполнения этого закона и существует то должностное лицо, о котором идет речь, а именно, император, которому мы подчинены равно настолько, насколько простираются упомянутые выше собственные наши действия»][213].

Итак, из рассмотренных текстов следует, что: 1) «Пир» не ставит проблемы отношения между папой и императором; 2) он ставит, в общем виде, проблему основания авторитета; 3) есть два авторитета, основание которых он исследует: авторитет Аристотеля и авторитет императора; 4) основание императорского авторитета – в Боге, чья бесконечная премудрость вложила императорскую власть в руки римского императора; 5) основание авторитета Аристотеля – в том факте, признаваемом всеми учеными людьми, что он единственный явил истинную цель человеческой жизни, которую напрасно искали другие мудрецы; 6) каждый из этих двух авторитетов единствен и суверенен в своем собственном порядке: авторитет Аристотеля – в порядке философии, авторитет императора – в порядке политической жизни народов; 7) ни тот, ни другой из этих двух авторитетов не компетентны за пределами своего собственного порядка; 8) тем не менее, нисколько этим не смущаясь, они нуждаются друг в друге: философия нуждается в империи для того, чтобы действенно управлять нравами; империя нуждается в философии, чтобы знать, каким образом управлять нравами в соответствии с истиной и справедливостью.