…Ничтожных благ вкусив очарованье,Она бежит к ним, если ей препонНе создают ни вождь, ни обузданье.Здесь поэтическая параллель с известным фрагментом из «Пира»[177]
, где Данте объясняет, что природа человека — это вечное желание.Человек желает всегда. Но все блага оказываются «ничтожными», и он продолжает ошибаться, отождествляя предел мечтаний с тем или иным объектом, если «препон / Не создают ни вождь, ни обузданье».
Если никто не ведет его, не обуздывает его страсть, не указывает его желанию верное направление, не сопровождает его, он впадает в заблуждение. Так снова встает вопрос воспитания. Если никто не напоминает ему, не показывает (может быть, даже при помощи правил — как «узда» необходима для того, чтобы править, вести по правому пути), его свобода заблуждается, его желание обманывается и полагает, что уже достигло цели. Как мы уже неоднократно повторяли, дьявол искушает нас не тем, что заставляет выбирать мерзости (мы не настолько глупы, чтобы выбрать мерзость); включая ту же самую привлекательность, которую Бог вкладывает в творения, дьявол нажимает на «стоп».…На то и нужен, как узда, закон;На то и нужен царь, чей взор открытоХоть к башне Града был бы устремлен.Для того чтобы верно править динамикой желания, необходимо правило, необходимо, чтобы человеческое общежитие было нормировано. Поскольку мы созданы из плоти и костей, нам нужно, чтобы существовала норма, которая выстраивает время нашей жизни и направляет упражнение нашей свободы. Иными словами, нам нужен тот, «чей взор открыто / Хоть к башне Града был бы устремлен
», тот, чья задача — видеть конечную цель. Нам нужен тот, кто придает нам уверенность в цели, кто отвечает на центральный вопрос всех разговоров о воспитании: «Убеди меня, что стоило являться на свет, убеди меня, что добро существует, даже если я его не вижу, убеди меня, что стоит совершать эту жертву»[178]. Нужен тот, кто ведет, кто среди дыма, тумана существования видит цель. Возможно, он не видит всего Града, но его взор устремлен «хоть к башне Града» — ориентиру, указывающему всем нам пункт назначения.Законы есть, но кто же им защита?Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует,Но не раздвоены его копыта…Законы есть, но кто их исполняет? Действительно, заповеди, правила существуют; но кто сопровождает меня? Действительно, любовь — закон бытия; но кто обуздывает (наклоняет, направляет — как крестьянин поступает с виноградной лозой, когда подрезает ее, ставит подпорку, чтобы дерево росло прямо) мою волю, кто воспитывает мою свободу так, чтобы она склонялась к добру? Кто смотрит на башню? Папа, мама, учителя, священники — вы-то хотя бы видите эту башню? Если да, то я пойду за вами.
«Никто». Такой горький ответ Данте вкладывает в уста Марко. «Пастырь», который должен опережать всех, то есть Папа, «жвачку хоть жует, / Но не раздвоены его копыта
». Раздвоенное копыто — это несколько сложный для нас образ, потому что он отсылает к Ветхому Завету, где говорится, что иудеи могут есть только мясо животных, которые жуют жвачку и имеют раздвоенное, то есть разделенное надвое, копыто. Для средневековых людей эти характеристики приобретают символический характер. «Жевать жвачку» осмысляется как углубляться в усердные размышления («пережевывать»), а «раздвоенное копыто» означает различение добра и зла, священного и мирского и т. д. Данте здесь говорит: пастырь (то есть Папа) знает законы — десять заповедей, уставы, постановления, то есть «жует жвачку»; но он не умеет отличать добро от зла (возможно, здесь Данте имеет в виду Бонифация VIII, которого упрекает за неразличение духовной миссии Церкви и ее временной власти), то есть не умеет жить ими, свидетельствовать о них, употреблять свое могущество на то, чтобы законы, установленные Богом, воплощались в жизнь.И паства, видя, что вожатый льнетК благам, будящим в ней самой влеченье,Ест, что и он, и лучшего не ждет.[Поэтому люди, наблюдающие за тем, как их пастырь («вожатый») льнет к этим благам — земным, материальным богатствам, до которых они и сами жадны, «ест, что и он (тоже льнет к этим благам), и лучшего не ждет».]