Читаем Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех полностью

70-й стих действительно представляет собой ось, вокруг которой выстраиваются размышления Данте о любви и свободной воле. Три стиха из песни шестнадцатой, в которых обнаруживается слово «воля» («любовь» тоже появляется три раза — не четыре и не два, а именно три!), представляют впечатляющую закономерность. После первых 70 стихов (смотрите, опять 70!) мы встречаемся со словосочетанием «свободная воля» (libero arbitrio), это 71-й стих, то есть 70 плюс 1. Если к 70 дважды прибавить 3, то в 76-м стихе мы опять обнаружим слово «воля» (libero voler). В 80-м стихе (70 плюс 10) обнаружим «[вы] вольные, подвластны» (liberi soggiacete)[187]. Итак, мы обнаруживаем, что в стихе 70 плюс 1 находится «свободная воля», а в 70 плюс 3 плюс 3, то есть 76 — «воля». 7 плюс 6 дает 13 — не 14 или 12, а именно 13! И перед нами опять тот же самый вопрос: почему центральный стих «Божественной комедии», путь свободы, связан с числом 13?

Эти три стиха как бы описывают параболу. Есть некоторая исходная точка — «свободная воля», то есть чистая свобода, чистое желание, но этой воле необходимо принять решение, выбрать объект своего желания. Здесь она может пасть, уклониться ко злу, снизить полет и стать просто «волей». Однако своим же волевым действием, решением «да, я твой» человек может воспрять и вернуться наверх — туда, где «вольные, подвластны». Таким образом, свободная воля человека словно описывает параболу, побеждая искушение, тянущее ее вниз.

Когда я представил эту параболу, мне на ум пришла другая — перевернутая. Душа, от природы способная возвыситься до Бога и спастись, напротив, оборачивается к желаемому объекту и застревает на некоей блокирующей точке. Она словно говорит себе: «Ты на месте, остановись и не желай больше ничего!» В «Чистилище» описывается возможность заблудиться, следуя благому желанию, в «Аду» же — возможность спастись, побежденная желанием зла. Конечно же я говорю о песни пятой, где рассказывается история Паоло и Франчески. Когда мы читали эту песнь[188], мы видели, как Данте очерчивает параболу, обращенную вниз, символизирующую распад желания. Поэт трижды обращается к одному и тому же понятию, описывая разные фазы его развития: «какая нега и мечта какая» (стих 113) — это желание в чистом виде, возможность, как и «свободная воля» в песни шестнадцатой «Чистилища»; «тайный зов страстей» (стих 120-й) — это момент выбора, сомнения; «мы прочли, <…> как он лобзаньем / Прильнул к улыбке дорогого рта» (стихи 133–134) — это уже исполненный выбор, это перевернутый эквивалент того самого «вольные, подвластны», которым завершается траектория желания в «Чистилище».

Здесь я тоже принялся искать числовые закономерности, которые бы каким-либо образом указывали на эту параболу. Я задался вопросом: каково число спасения в Библии? Число апостолов? Число колен израильских? Двенадцать. Каково число спасенных в Армагеддоне — последней из битв Апокалипсиса? 144 тысячи. 12, умноженное на 12 и на 1000: вот число спасения. Умножим 12 на 10 и получим 120. Обратите внимание, решающий момент, когда желание стоит перед возможностью сделать выбор в пользу добра или зла, спастись или нет, — это именно стих 120, число спасения. Это 120 находится в обрамлении 113 и 133: опять-таки единицы и тройки, ключевые числа «Комедии»… Правда, здесь я остановлюсь, потому что об этих 113 и 133 мне еще нужно поразмыслить. И все же символика чисел у Данте устроена потрясающе!

Вспомним, что в последней терцине «Рая», последней терцине всей «Комедии», возвращаются те же самые понятия: «страсть и волю мне уже стремила». Все те же страсть (желание) и воля. Данте словно использует параболу, обращенную вниз, отрицательную параболу, описывающую траекторию «Ада», совращение желания, а потом приходит к положительной параболе — параболе «Чистилища» с ее «свободной волей», и возносит на вершину и волю, и страсть: «Но страсть и волю мне уже стремила, / Как если колесу дан ровный ход, / Любовь, что движет солнце и светила». Тут еще о многом нужно думать, но чем дальше я иду, тем больше убеждаюсь, что в последней терцине «Рая» реализуется замысел всей «Божественной комедии». Определение любви, познания, Бога, человека хранится в последней терцине словно в тайном ларце, который Данте вручает читателю, чтобы тот сам проделал путь. Я все больше убеждаюсь, что в этой терцине, в этом ларце — ключ для входа в ад и для выхода из него, для проникновения в чистилище и для восхождения к звездам.

Излишне говорить, что все эти открытия не только воодушевили меня, но и подтолкнули к дальнейшим размышлениям: действительно ли закономерность, подмеченная Синглтоном, единственная в поэме? Не окажется ли их больше при ближайшем рассмотрении?

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение