Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

«Amore, amore, onne cosa conclama» («Любовь, любовь, что созывает все вещи»), — говорил Якопоне да Тоди[64]. Любовь — это закон, который движет всем в мире, любовью мир стоит. «Любовь, что движет солнце и другие звезды» — это та же любовь, что направляет Беатриче к Данте. Все причастно этой любви.

Тебя не раз, хваля и величая,
Пред Господом мой голос назовет.

[Если ты поможешь мне, я буду ходатайствовать о тебе перед Богом.]

Я начал так, умолкшей отвечая:
Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод,
Тебе служить — такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье.

«Единственная ты»[65], та, что обладает той единственной добродетелью, благодаря которой «…смертный род возвышенней, чем всякое творенье, / Вмещаемое в малый небосвод», возвышенней, чем другие создания, населяющие Землю (малый небосвод — согласно Птолемеевой космологии, на которую опирается Данте, девять небес помещены одно в другое, лунный небосвод — самый малый и самый близкий к Земле — центру Вселенной). Данте словно говорит: «Ты жена, благодаря добродетели которой род людской возвышается над другими творениями, населяющими Землю». «Тебе служить — такое утешенье», я рад твоему приказу, я так хочу этого, даже если бы я уже подчинялся тебе, мне казалось бы, что этого недостаточно. Поэтому тебе больше не нужно открывать мне свое желание, я уже готов исполнить его.

На самом деле Вергилий останавливается, чтобы задать Беатриче интересующий его вопрос.

Но как без страха сходишь ты во тьму
Земного недра, алча вновь подняться
К высокому простору твоему.

Вергилий осознает важную вещь, которая, как мы увидим, является основополагающей. Он говорит ей: «Ты — райская душа, как такое возможно, что ты бесстрашно спускаешься в ад (ад в дантовской космологии — „земное недро“. Рай окружает Вселенную, в центре которой — Земля. А в центре Земли располагается ад. Именно в этом смысле Вергилий рассматривает то место, куда хочет вернуться Беатриче, — это граница сферы Вселенной), как ты не боишься зла?» В этом суть вопроса Вергилия: «Ты, благая, ты — свет, причастие жизни Бога, как может быть, что ты не боишься зла, нас, не боишься оскверниться нами, пораниться, спустившись к нам?»

Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, — был ее ответ, —
Зачем сюда не страшно мне спускаться.
Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет.

[Бояться стоит только настоящего зла, которое есть предательство собственного желания, предательство самого себя. Остальное не страшно.]

Меня такою создал Царь Вселенной,
Что вашей мукой я не смущена
И в это пламя нисхожу нетленной.

Здесь высказана идея, на которой стоит все произведение, на которой стоит вся католическая религия. Это идея воплощения: Бог может, оставаясь Богом, всецело Богом, всецело Самим Собой, в то же самое время становиться человеком, причащаться человеческой природе. Причащение бедности, хрупкости, телесности человека, его страданиям, боли, мучениям — свойства, присущие человеческой природе, ни на толику не умаляют Его Божественность.

Мне кажется, что образ Беатриче среди проклятых («в это пламя нисхожу нетленной») являет собой образ всех святых, всех великих, с которыми я познакомился в своей жизни. Вспомните Мать Терезу Калькуттскую, которая собирала бродяг, умирающих в грязи, и парадоксальным образом эта грязь делала ее еще светлее, величественней. Так воспитывают детей: родители преклоняются перед их падениями, ранами, капризами, нуждами.