Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Первое — это путь, точнее, решение проделать этот путь: стать участником чего-то, не сидеть сложа руки. Неправда, будто все равно, что ты выберешь: свобода начинает действовать, когда выбирается путь, когда принимается решение о принадлежности чему-то или кому-то (мы увидим в строках о ленивых, насколько разрушительна для жизни нерешительность в принятии той или иной стороны).

Второе — жизнь словно война, оружием которой является сострадание: глубокая жалость к самим себе и нашим братьям. Это великое сострадание и поэтому великая ответственность — ощущать судьбу мира своей судьбой, ощущать, что то добро, которое ты творишь, участвует в спасении мира, а зло вносит вклад в ухудшение всего мира; ощущать, что твое «да» и твое «нет» небезразличны для судьбы мира.

О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!

[Музы были для греков божествами, которые покровительствовали искусствам.]

О благородный разум, гений свой
Запечатлей моим повествованьем!

Разум записывающий и память, запечатлевающая все, что видит человек: «Запечатлей моим повествованьем!» Данте понимает, что он начинает чрезвычайное предприятие и просит помощи у муз, покровительниц искусства. Потом он делится своими сомнениями с Вергилием:

Я начал так: «Поэт, вожатый мой,
Достаточно ли мощный я свершитель,
Чтобы меня на подвиг звать такой?»

[ «Вергилий, подумай хорошо. Ты делаешь мне предложение, но… посмотри на меня внимательно! Я не знаю, хватит ли мне доблести проделать такой путь, принять участие в такой войне. Я понимаю, для того чтобы стать героем этой странной истории, нужно иметь великое мужество, нужно крепко стоять на ногах, ты уверен, что я способен совершить это?»]

Ты говоришь, что Сильвиев родитель,
Еще плотских не отрешась оков,
Сходил живым в бессмертную обитель.

[ «Конечно, — говорит Данте, — ты в „Энеиде“ рассказываешь о том, как Эней (Сильвиев родитель — это Эней) получил особую благодать живым спуститься в царство Аида, чтобы встретиться со своим отцом, с душами некоторых людей. Однако, — продолжает он, — Эней — это Эней…»]

Но если поборатель всех грехов

[Бог — противник всякого зла]

К нему был благ, то, рассудив о славе
Его судеб, и кто он, и каков,
Его почесть достойным всякий вправе…

Если подумать, говорит Данте, всякий[59], у кого есть толика разумения, поймет, почему именно Энею Бог позволил совершить это необыкновенное путешествие в загробный мир, сохранив ему жизнь. Потому что знал, кто родится от него: «рассудив о славе его судеб, и кто он, и каков». Ведь именно он должен был стать основателем Рима, города, который Бог в своем Провидении уже предназначил центром мира и Церкви. «Понятно, — объясняет Данте Вергилию, словно Вергилий этого не знает, — почему он смог сойти туда».

Он, избран в небе света и добра,
Стал предком Риму и его державе

[Эней был избран, предназначен стать основателем Рима, а потому и всей империи и, всего того, что от нее произошло],

А тот и та, когда пришла пора,
Святой престол воздвигли в мире этом
Преемнику верховного Петра.
Он на своем пути, тобой воспетом,
Был вдохновлен свершить победный труд,
И папский посох ныне правит светом.

Более того, во время путешествия в загробный мир ему было дано откровение о вещах, которые позволили ему совершить то, что он должен совершить, следовательно, его путешествие было оправданно.

Еще одним человеком, который, согласно средневековой традиции, побывал живым в загробном мире, был святой Павел. Он, разумеется, также был фигурой исключительной.

…Избранный был Сосуд [апостол Павел],
Дабы другие укрепились в вере,
Которою к спасению идут.

Итак, что же делает Данте, охваченный страхом перед жизнью и перед лицом ответственности (такова тема этой песни)? Он придумывает себе оправдание, как делаем и все мы: чтобы скрыть свое малодушие перед жизнью, мы прибегаем к ложному смирению.

«Я недостоин, я не способен, возможно, если бы условия были немного другими, если бы у меня не было этой семьи, этой школы, этого мужа… Обстоятельства не позволяют… Я нахожусь в такой сложной ситуации… Да это просто смешно».

И он спрашивает у Вергилия: