Данте. Преступление света

ак только могильщики удалились, державшийся до этого в стороне Бонатти откинул дрожащей от волнения рукой фетр и стал гладить пальцами холодное стекло, как слепой, пытающийся определить форму оказавшегося перед ним предмета.

В неверном свете луны, проникавшем сквозь окошки внутрь храма, Данте нашел подсвечник, высек огнивом искру и зажег свечные огарки. Потом он повернулся к Гвидо Бонатти, севшему на край крестильной купели. Астролог выглядел уставшим. Он обливался потом. Казалось, ему на плечи внезапно рухнул груз всех прожитых им лет. Он с трудом дышал в душном Баптистерии, не сводя глаз с мертвого лица Арриго.

Поэт извлек из сумки чертеж Бигарелли, но астролог уже собрался с силами и начал мерить шагами пол Баптистерия с такой уверенностью, словно все чертежи были в мельчайших подробностях навечно запечатлены у него в мозгу.

— Я тысячи раз перечитывал этот дьявольский план. Тысячи раз я просыпался и видел его перед глазами. Тысячи раз я засыпал, думая о нем. Уберите эту бумагу и поставьте первое зеркало здесь!

Завернутый в черную ткань труп Арриго наблюдал за происходящим из темного угла. Ткань соскользнула с его лица, и Данте подумал, что не зря привез сюда мертвеца. Философ умер едва ли два часа назад, и его душа еще витала на границах царства теней. — Наверное она все видит!

Одно за другим восемь зеркал были поставлены по одному к каждой из стен. Бонатти шел по периметру Баптистерия и указывал, под каким углом ставить зеркала, так уверенно, словно диктовал свой последний и самый необычный гороскоп. Данте шел за ним со свечой и следил за тем, чтобы каждое зеркало получало отражение света справа и отправляло его влево.

— Неужели вы рассчитываете на то, что у вас что-то выйдет? — скрестив руки на груди, спросил поэта астролог после того, как они поставили под нужным углом последнее зеркало.

— Я в этом даже не сомневаюсь, — ответил Данте, определяя при свете свечи, куда поставить лампу Илии, чтобы свет от нее шел к первому зеркалу.

Последний раз покосившись на Арриго, поэт открыл дрожащими от волнения руками дверцу лампы. Потом — набравшись мужества — он поднес огонь к маленькой ампуле.

Белый порошок вспыхнул ослепительным светом. Латунный щиток направил луч прямо на первое зеркало. Вдоль стен Баптистерия потекла огненная река. Где-то далеко наверху лик Христа и лики его ангельского воинства беззвучно наблюдали за происходящим внизу.

— Вот! — воскликнул Данте, показывая пальцем на полосы света, игравшие в зеркалах. — Вот лучи, о которых говорит Аль-Кинди. Свет перемещается от одного зеркала к другому.

Вы ошибаетесь! Свет возник во всех зеркалах одновременно, а не по очереди. Это доказывает лишь то, что свет неподвижен. Он есть везде и никогда не меняется, как и его творец!

Поэт покачал головой и отпустил пружину механизма. Ось с зубчатыми колесами начала вращаться. Сначала — медленно, потом — все быстрей и быстрей. Приблизив глаз к отверстию со стороны противоположной лампе, Данте увидел сверкающий светящийся ореол, но в отверстии царила полная темнота.

Бонатти тоже посмотрел в отверстие и шагнул назад с презрительной миной на лице.

Смотрите! Вот — темнота, которая смеется над вашим невежеством, — с издевкой сказал он. — Я хорошо знаю это дьявольское приспособление. Михаил Скот рассказал мне, как оно должно действовать. Если свет найдет препятствие в пластинах противоположных полумесяцев, его движение будет доказано. Но этого не произойдет никогда, потому что свет неподвижен!

Данте с сомнением прикусил губу. Шестеренки жужжали все громче и громче, набирая скорость под воздействием пружины.

Поэт все время смотрел в отверстие, но так ничего и не видел. Утерев ладонью потный лоб, он постарался отогнать щемящее сердце предчувствие неизбежного поражения. И вдруг его ослепила вспышка, за которой последовал луч ярчайшего света, полившийся из отверстия. Данте машинально прикрыл рукой ослепленный глаз. Несколько мгновений он ничего не видел, но услышал где-то рядом сдавленный стон и с трудом разглядел ошеломленного Бонатти, взирающего с разинутым ртом на его залитое светом лицо.

— Божественный свет! — воскликнул Данте, заслоняясь от него рукой. — Он движется! Как движется и все вокруг нас!

Форма небес, очертания царства праведников, которые он так долго и безуспешно пытался выразить словами, расстилались теперь прямо перед ним во всем своем великолепии. Перед его все еще ослепленными глазами совершенно сверхъестественным образом плясал огненный восьмиугольник.

— Фридрих был прав! — воскликнул Данте.

Астролог же несколько раз покачал головой и зажмурил глаза, словно не желая больше ничего видеть.

— Вы думаете, что победили? — спросил он после долгого молчания, нарушавшегося лишь жужжанием вращавшегося механизма.

— Да! Я победил. И здесь, в храме Святого Иоанна Крестителя, я буду увенчан короной из сверкающего лавра! — ответил поэт, зачарованно следивший за потоком света.

Наконец-то он мог завершить свою «Комедию»! Ведь перед ним раскрылся долгожданный облик Царствия Небесного!