Пока Данте вздыхал по новой возлюбленной и писал «каменные» канцоны, полные страсти, «Установления справедливости» свирепствовали против дворян. Гонфалоньер то и дело отправлялся сопровождаемый стражею к дому того или другого из провинившихся и приказывал на своих глазах ломать его и срывать до основания. Протесты обиженных раздавались все сильнее и сильнее, но младшие цехи, вдохновляемые Джано дела Белла, держались твердо и не позволяли крупной буржуазии уступать дворянам. Задачей дворянской группы поэтому естественно стало обезглавление ремесленников. Против Джано начались интриги, подробно рассказанные Дино Компаньи. Нужно было поссорить его с младшими цехами. Джано знал об интригах, но «более смелый, чем осторожный» (Дино) не принимал мер. Интрига вскоре перекинулась в Рим, где только что (декабрь 1294) избранный папою Бонифаций VIII мечтал подчинить себе Флоренцию и боялся усиления демократической группы. Он охотно поддержал дворян и игравших в руку им богатых купцов. Джано в конце концов пришлось уйти в изгнание. Это было 5 июля 1295 года. На другой же день «Установления справедливости» были дополнены новеллами, которые, как мы знаем, фактически допускали дворян к приорату и слегка смягчали карательную часть конституции. Ремесленники, конечно, немедленно поняли, какая огромная политическая уступка дворянам заключалась в этой поправке. Свое отношение к ней они выразили в форме красноречивой, но едва ли очень приятной приорам, принявшим эту поправку. Когда они, кончив срок, покидали свое помещение, «их кололи в зад деревянными кольями и забрасывали камнями за то, что они согласились провести благоприятный для дворян закон» (Дж. Виллани). Ремесленники попытались было после этого добиться отмены изгнания Джано, но враги лидера младших цехов нажали все пружины в Риме, и Бонифаций прислал во Флоренцию грозное письмо, предупреждавшее, что в случае амнистии Джано на город будет наложен интердикт. Интердикт ставил вне закона всех флорентийских граждан за пределами родной территории. Купцам, имевшим товары и капиталы за границей, с этим шутить не приходилось. Джано амнистии не получил. Он умер на чужбине.
Дворянам, вероятно, было нелегко подчиниться необходимости и вступить в цехи. Но выгода была очень велика, и маленькое насилие над сословной гордыней искупалось с избытком. Получить запись (имматрикуляцию), конечно, было очень просто. Старшие цехи очень охотно пускали дворян к себе: в младшие они сами не записывались.
Данте был в числе тех дворян, которые воспользовались правом имматрикуляции в цех. Он выбрал шестой цех: врачей и аптекарей, один из старших. Этот цех кроме двух основных профессий включал в себя еще книгопродавцев и художников. Выбрал он его, по-видимому, потому, что из двух интеллигентских только в него был открыт доступ неспециалистам. Юристы требовали предварительного испытания. А в купеческие Данте, ничего общего не имевший с торговлей, едва ли стремился. В матрикулах его профессия формулируется так: «Dante d'Aldighieri degli Aldighieri, Poeta Fiorentino». Поэт. Другой профессии у Данте не было.
Однако есть данные, заставляющие предполагать, что Данте хотя и не чувствовал сильного влечения к политике, все-таки не избегал политической деятельности. В 1295 г. он был уже членом Совета подесты: еще до поправок, ибо основная редакция «Установлений» лишала дворян только права быть приорами; в члены Советов она допускала и их. В конце того же года, уже после реформы, Данте был членом специальной комиссии, которая должна была установить порядок выбора в новую коллегию приоров. Летом 1296 г. он был в числе членов Совета ста, собравшегося в церкви (ныне не существующей) Сан Пьер Скераджо для обсуждения проектов, внесенных капитано. Всюду Данте голосовал и выступал с речами, но никто из хронистов не отметил в его выступлениях чего-нибудь замечательного.