Дантисты тоже плачут

Я вздохнула: ну вот, как всегда, семейный уют в разгаре. И, оставив гостей громко лаяться, пошла в гараж. Съезжу пока в клинику, узнаю, кто родил Юру.

Клиника – ультрасовременное здание из стекла и бетона – размещалась в уютном зеленом парке. Только сейчас, холодным февральским днем, парк стоял голый и тоскливый. На большой парковочной площадке перед входом теснились автомобили. Пришлось бросить «Пежо» довольно далеко и добираться до двери пешком через ледяную жижу на тротуаре. После промозглого холода большой, светлый и теплый холл показался особенно уютным. Я вдохнула резкие больничные запахи и пошла искать пресс-секретаря.

Им оказалась крайне деловая женщина лет пятидесяти, с мужеподобным лицом и габаритами борца сумо. Внимательнейшим образом изучив удостоверение – я еле удержалась, чтобы не предложить ей попробовать его на зуб, – она сурово спросила:

– Ну и что хотите от нас?

Интересное дело, если пресс-секретарь начнет так разговаривать с журналистами, всех распугает. Я постаралась как можно короче изложить цель визита – сделать передачу о достижениях их врачей.

Дама неожиданно оживилась:

– Можете сообщить об уникальных операциях, которые наши хирурги делают на почках. Накоплен удивительный материал.

– Почки так почки, – миролюбиво согласилась я.

Мне бы только добраться до больничного компьютера, сама отыщу родильное отделение.

Борец сумо повела меня по бесконечным коридорам. Наконец оказались в просторной комнате со стеллажами. На письменном столе высился вожделенный компьютер.

Дама выдвинула клавиатуру и вывела файл хирургического отделения. Тут на ее поясе запищал телефон. Пробормотав несколько слов в трубку, она обратилась ко мне:

– Брошу вас тут минут на пятнадцать, там еще с телевидения приехали, ну и денек.

Лучшего нельзя и пожелать. Не успела пресс-секретарь выскочить за дверь, как я принялась перебирать содержимое компьютера. Вот. Отделение акушерства, родильные палаты, предродовые, операционные. Но вход оказался защищен. Что ж, будем надеяться, сотрудники клиники тоже нашли весьма оригинальный и остроумный пароль. Я набрала «Аист». Экран засветился, побежали столбцы фамилий. Так, через три минуты стало известно, что Нелли Резниченко лежала в 210-й палате. Одна, без соседок. 5 июня женщину выписали с сыном. После просмотра документов стало понятно, что родивших держали десять дней. Я отсчитала требуемое число назад, но никакая Роза Седых не рожала детей. Мелькали абсолютно неизвестные фамилии. Я пошла еще дальше назад, но Роза Седых, очевидно, никогда не появлялась в клинике. Ну и что теперь делать? Как отыскать женщину, родившую Юру? Сведения о роженицах лениво плыли на экране, и вдруг глаз выхватил знакомое имя и фамилию – Маргарита Онофриенко произвела на свет сына. Я вывела данные на Маргариту Онофриенко и узнала, что женщина отказалась от ребенка, который незамедлительно отправился в палату 210 к Нелли Резниченко. Круг замкнулся. Осталось выяснить, кто прятался за излюбленным псевдонимом Резниченко.

Я попыталась докопаться до истины. Маргарита Онофриенко лежала в платной палате, но рангом пониже, чем у Нелли. В комнате находилось еще три женщины – Валентина Сердюкова, 18 лет; Владлена Соколова, 40 лет, и Эмилия Вареско, 32 лет.

Старательно переписав их адреса, я закрыла файл, вывела данные хирургического отделения и стала ждать борца сумо. Зря пресс-секретарь считает журналистов идиотами, неспособными обшарить компьютер.

Обрадованная полученными сведениями, я решила отметить успех в ближайшем «Макдоналдсе». Каюсь, обожаю булки с вредными котлетами, и никакие стенания друзей животных не отвратят меня от мяса. В конце концов, сама люблю собак и кошек, но гамбургер поедаю с удовольствием.

Развернув бумажку, я вцепилась в горячий биг-мак, откусила и почувствовала во рту кошмарный беспорядок. Пройдясь языком по зубам, с ужасом поняла размер катастрофы: выпал передний глазной зуб, державшийся на штифте. Карманное зеркальце явило отвратительную картину: на меня глядела беззубая баба-яга. Ругаясь на всех известных мне языках, я кинулась в клинику к Владимиру.

Стоматолог отсутствовал, но меня знали как близкую знакомую и со всевозможным почетом препроводили в кабинет.

Ни разу не встречала человека, спокойно наблюдающего, как к его рту приближается бормашина. И эта гадкая привычка врачей раскладывать на виду отвратительные орудия труда: крючки, иголки, разнообразные ковырялки и тыкалки… Вот и сейчас ласково улыбающийся дантист принялся звякать железными предметами, потом мило осведомился:

– Анестезию переносите?

Я задумалась. А черт меня знает. Штифт ставили десять лет назад в районной поликлинике. В качестве анестезии тогда стоматолог применил жуткую ругань, обрушившуюся на мою несчастную голову. Впечатление от установки штифта до сих пор было таким сильным и свежим, что я быстренько заверещала:

– Любую анестезию переношу прекрасно, только уколите двойную дозу.