Дантон

С обоих концов к дому примыкали хозяйственные постройки, очерчивая собою абрис большого прямоугольного двора. Здесь были: теплый хлев — пристанище четырех дойных коров, трех кобылиц с жеребятами и множества мелкой скотины, птичник, длинный амбар с погребом, полным припасов, мастерская с верстаками и всевозможным инструментом, склад различных сельскохозяйственных и садовых орудий. В глубине двора располагались два павильона с мансардами; металлическая решетка между ними разделялась такими же ажурными воротами, ведущими в парк.

Этот парк был, пожалуй, главным объектом забот Жоржа и самой большой его гордостью.

Когда в апреле прошлого года он покупал у господина Пио де Курселя семнадцать гектаров земли к югу от дома на Гран-Пон — что это была за земля! Чахлый садик, деревья которого высохли и задичали, да заброшенный пустырь, покрытый грудами мусора и пересеченный вонючим ручейком с топкими, глинистыми берегами.

А сейчас? Сейчас гость, которому впервые показывали парк, не мог скрыть изумления, чем доставлял немалое удовольствие гордому своим детищем хозяину. Сейчас, пройдя сквозь ажурные ворота, гость вступал в настоящий Трианон. Чего только не было здесь! И широкие аллеи, оттененные копиями античных статуй, и заросшие уголки, скрывающие грациозные беседки, и китайские мостики через расчищенный ручей, и искусно вкрапленные участки сада с плодовыми деревьями, и огромные клумбы с нарядными цветами.

Никто не знал, сколько энергии и труда вложил Дантон в этот парк, сколько он заплатил архитектору, садоводам, рабочим, сколько деревьев с любовью посадил собственными руками. В каждый приезд он делал новые покупки, стремясь округлить свои владения со стороны парка и расширить самый парк. Лишь в октябре 1791 года он приобрел у соседей земли на 3160 ливров, а в будущем мечтал увеличить территорию парка до 30–40 гектаров.

Бродя по аллеям или отдыхая в одной из беседок, Жорж совершенно выключался из забот внешнего мира. Он думал о том, как, покончив со всеми делами, вернется сюда и будет коротать здесь дни своей старости.

Но до старости было еще очень и очень далеко. И втайне он знал, что жить здесь ему никогда не придется.

В хорошую погоду он любил, заложив двуколку, в одиночестве или с Габриэлью прокатить по окрестностям Арси. Прогулка была не бесцельной. И если в пути зеленые луга, бесчисленные речки и маленькие деревушки с готическими церквами неизменно радовали взор, то главная радость заключалась в осмотре собственных владений. Вокруг Арси их было несколько. Чаще всего ездили на ферму Нюизман, расположенную в десяти лье от города. Ферма была образцовой и славилась среди соседей. Семьдесят пять гектаров земли делились на луг, пашню и виноградники. Ферма имела полное налаженное хозяйство и превосходный скотный двор. Дантон сдавал ее богатому и исправному арендатору, платившему ренту в 1200 ливров. Сдавая ферму, Жорж убивал сразу двух зайцев: во-первых, он регулярно получал изрядную сумму денег, которые никогда не были лишними; во-вторых, что было еще важнее, его арендатор разрабатывал и культивировал землю; почва в Нюизман, как и в большей части Шампани, была неважной, и нужно было затратить очень много сил, чтобы добиться обильных всходов.

После прогулки дом на Гран-Пон казался еще более уютным. В доме было всегда людно. В огромной столовой к обеду собиралось до тридцати человек.

Дантон любил своих родственников и постоянно приглашал их к себе. Многие гостили здесь месяцами, а иные жили постоянно. К числу последних принадлежали мать и отчим Жоржа, его тетка, обе сестры, муж одной из сестер, господин Манюэль, и их пятеро детей, к которым Дантон относился с отеческой нежностью. Сюда же он поселил и свою старую кормилицу, обеспечив ее, как и мать, пожизненной рентой. Завсегдатаями были несколько ближайших соседей, в первую очередь член Законодательного собрания, а позднее и Конвента Эдм Куртуа, дом которого стоял рядом с домом Дантона. Этот Куртуа, человек пустоватый и бесталанный, преклонялся перед Дантоном и часто играл роль его доверенного лица.

Жители Арси уважали и любили Дантона. Простые люди видели в нем благодетеля и отца. Он был и работодателем, и добрым хозяином, и защитником их интересов в столице. Передавали много рассказов о его щедрости и доброте, о его человечности и терпимости. Так, однажды рабочий, трудившийся в его саду, неосторожно обращаясь с инструментом, нанес себе рану. Прежде чем успели привести врача, Дантон порвал на жгуты свою голландского полотна рубашку, перевязал раненого и на руках отнес его в дом…

Жорж Дантон, сам вышедший из простонародья, умел ладить с простыми людьми. Он понимал, что в них — его сила. А его жизненный девиз был: живи сам и давай жить другим! Создавая свои богатства и укрепляя благополучие, он всегда готов был бросить крохи со своего обильного стола тем, кто оказывал ему помощь.

Как быстро летит время! Четвертого он сюда приехал, а уже восьмого нужно собираться обратно… Через Куртуа, срочно прискакавшего из Парижа, Дантон узнал, что решающий час близок.