Председатель. Вы обвиняетесь в оскорблении Республики. Вы изображали в ложном свете действия Республики, сравнивали наше славное время с подлыми временами римских цезарей. Вы возбуждали надежды в аристократах, сеяли сомнения в необходимости репрессий, тормозили дело национальной обороны. Прикидываясь человеколюбцем, что так не вяжется с вашим прошлым, вы требовали отворить двери тюрем подозрительным личностям с целью утопить Республику в пучине контрреволюционной мести. Что вы можете на это возразить?
Камилл
Две девушки. Что с ним такое? Что с ним такое?
Председатель. Вы признаете факты, которые вам ставятся в вину?
Камилл. Нет, нет.
Председатель. В таком случае защищайтесь.
Камилл. Не могу. Простите. На меня вдруг напала слабость.
Мужчина
Вязальщица. Ах, какие нежности!
Девушка. Бедненький, как он побледнел!
Друзья суетятся вокруг Камилла. Он садится, с трудом переводит дыхание и вытирает лоб платком. Председатель пожимает плечами.
Фукье. Да или нет? Сознаешься?
Филиппо. Перечислите пункты обвинения.
Дантон. Да, прочти, посмей огласить их в присутствии народа — пусть он сам решит, кто его друг!
Председатель. Я о них достаточно говорил. Не следует лишний раз произносить во всеуслышание столь опасные слова.
Дантон. Опасные для кого? Для разбойников?
Народ. Ага! Ага!
Публика, охваченная волнением и любопытством, выражает удовлетворение.
Фукье. Они сговорились разыграть здесь комедию. Не будем задерживать на ней внимание.
Камилл
Девушка. Да развяжите ему галстук!
Вязальщица. Какой же это мужчина? Баба это, а не мужчина!
Фукье. У нас мало времени.
Дантон. В котором же часу ты подрядился доставить на гильотину наши головы? А подождать никак не можешь, палач?
Филиппо. Нет, ты подождешь, пока Демулен придет в себя. Вам пока еще никто не давал права резать людей, не выслушав их.
Народ. Правильно! Правильно!
Фабр. Ты знаешь, что Демулен — натура чувствительная и впечатлительная. Ты хочешь воспользоваться его слабостью, чтобы прикончить его. Но пока мы живы, тебе это не удастся.
Эро
Председатель. Молчать!
Все четверо. Сам замолчи, палач! Народ, вступись за наше право, священное право защиты!
Народ
Дантон
Камилл
Народ
Камилл. Вот чего у вас никогда не будет, изверги: любви таких друзей!.. Вы обвиняете меня в том, что я свободно выражал свои мысли? Я горжусь этим. Верный Республике, которую я же и создал, я всегда останусь свободным, чего бы мне это ни стоило. Вы утверждаете, что я оскорблял Свободу? Я говорил, что Свобода — это счастье, это разум, это равенство, это справедливость. Вот как я ее поносил! Народ! Суди после этого сам, каких похвал они от меня требуют.
Народ. Браво!
Председатель. Не обращайтесь к народу.
Камилл. А к кому же мне еще обращаться? К аристократам?
Писец. Ишь ты! Ловко!
Камилл. Я взывал к милосердию Комитета. Я хотел, чтобы народ, наконец, воспользовался Свободой, которую он завоевал, как видно, для того, чтобы горсточка мерзавцев могла утолять свою злобу. Я хотел, чтобы люди прекратили распри и чтобы любовь соединила их в одну великую братскую семью. Должно быть, это желание есть преступление. Я же считаю преступлением ту безумную политику, которая оскорбляет Нацию, которая позорит народ, заставляя его на глазах у всего мира обагрять руки в невинной крови.