Данвичский роман

Но было бы более чем случайно отметить, что его первый поцелуй произошёл именно на этом мосту, и ощущение того, что губы Сэри так безоговорочно прижались к его губам, могло заставить его действительно плакать. Сердце Сэри - точнее, сама её душа - вращалось вокруг Уилбура так же верно, как луна вращалась вокруг Земли Бога. Впервые в жизни Уилбура встретили с непоколебимым принятием, а не отвращением; и это казалось больше, чем он мог поверить. Однако верьте, что он это сделал, поскольку преданность молодой женщины была настолько очевидна, что её подлинность не могла быть подвергнута сомнению. Не только его неестественный рост и шокирующий внешний вид, но и гораздо более сложные характеристики, так или иначе, наблюдались его юной любовницей. Например, присутствие его двадцати щупалец под рубашкой и змееподобная выпуклость хоботка, спускающаяся по левой штанине: эти черты наверняка привлекли внимание Сэри, так же как его нехарактерные гениталии и семя она уже заметила, но она не показала признака отвращения, шока или тревоги. И вот, в полдень тридцатого июля, они довольно горячо целовались под шатким деревянным навесом моста, в котором было лишь несколько отверстий, через которые мог поступать свежий воздух. Когда язык Сэри вошёл в рот Уилбура, он, не колеблясь, соприкоснулся с его собственным языком, который на самом деле был раздвоенным. Она даже застонала, когда устное расследование сделало это открытие, как будто нетипичность Уилбура усилила её возбуждение. Необходимо установить, что Уилбур не был, при любом толковании, интеллектуально проблемным, хотя большинство полагало, что он был связан с его деревенскими манерами, региональным разговорным языком и дефектами речи. Напротив, аспекты его отцовства в значительной степени позволили ему осмыслить длину, широту и глубину геометрических наук, квантового исчисления и присущих ему синтаксических систем, и, действительно, самые дальние границы даже самых комбинаторных математических тезисов -  даже до такой степени, что такие, как Вильгельм Готфрид Лейбниц и сэр Исаак Ньютон, будут чувствовать себя совершенно неумелыми. Точно так же интеллектуальные способности гиганта можно было подвергнуть ещё меньшему сомнению из-за того, что он научился бегло говорить на латыни, греческом, санскрите, немецком (наряду со многими причастиями, которые больше не используются), нескольких провинциальных арабских языках, а также Акло, пнакотском и элтдаунском языках и ещё нескольких, не имеющих колыбели на земле. По мере того, как он подрос, в своих записях в личном дневнике - пусть и блестяще зашифрованных с помощью искусственного алфавита, изобретённого им самим - он решил писать на местном диалекте, чтобы оставить тень своей личности для любого, кто мог бы следовать его благоговейному почтению шагов, и он взял на себя довольно ленивую привычку неправильно писать слова в спешке, но это была всего лишь придирка. Факт оставался фактом: Уилбур Уэйтли был бескомпромиссным гением всех объективных наук, которых требовало его призвание.

Однако он не был гением в менее конкретных вопросах - например, в творчестве - а о пьянящих вариациях романтической и эротической тактики он знал очень мало. В этот день, однако, в самый разгар самых приятных и нежных объятий с Сэри, Уилбуру пришло в голову:

«Вот чёрт! Может, она хочет бóльшего, чем просто, чтобы я воткнул в неё свой член? Мне нисколько не хотелось бы, чтобы она начала со мной скучать».

Поэтому, когда рот Сэри казался очарованным расхождением его языка, он накинул ей платье на бёдра и сказал:

- Эй, давай-ка!