Дао Блаженств

М: Человек осуждающий… мы, как правило, в других людях осуждаем то, чего не принимаем в себе. Милостивый человек – это тот, кто прежде всего свои недостатки осознал и принял, главное – принял, а значит – капитулировал. После принятия этих недостатков в себе, проекции, осуждение уже никогда не смогут распространиться на других.

А: Браво, Рита. Мне нечего к этому добавить. Я бы сказал другими словами, но смысл именно такой. Почему милостивые будут помилованы? Не потому, что они просто милостивы. Это неправильный взгляд. Милостивый – это тот, кто милует, а милует – значит, прощает. А прощает – значит, не держит в себе зла. А не держит зла – значит, не продуцирует иллюзорные инфернальные проекции на других как на носителей демонического начала. Демонизация же других – первый шаг к собственной демонизации. Логика этих внутренних процессов прекрасно отражена в народной пословице «с волками жить – по-волчьи выть».

Прошу вас обратить на это особое внимание: милостивый – это тот, кто не держит в себе зла на других. А теперь задумаемся: а можно ли «держать в себе зло», то есть, буквально «быть сосудом, вместилищем зла» как-то иначе? И оказывается, что нет! «Держать зло на других» и просто «быть сосудом, вместилищем зла» – это одно и то же!

Интересно, что язык всегда отражает внутреннюю логику явлений: немилостивый – значит, «злой», в жизни немилостивых людей так и называют – злыми. Другое дело, что между злым человеком и злом в метафизическом, инфернальном смысле никто обычно знака равенства не ставит. А надо бы! Может быть, зла на земле было бы поменьше … А то ведь у нас теперь слово «злой» чуть ли не с «крутой» ассоциируется, особенно у подростков…

Что вкладывает Христос в слова «блаженны милостивые…»? Самое главное, что нам нужно понять, – это кем они будут помилованы, равно как и кем будут осуждены осуждающие. И здесь, в самом важном для этого изречения смысле, существует все та же возможность перевертыша. Потому что большинство людей склонно понимать это так: стоит над нами строгая вышестоящая инстанция, приглядывает и ведет учет всем нашим неправдам, и когда наступит срок – каждому свой – тут нам и выставят счетец по заслугам. А дальше как хочешь, так и пляши – хоть на сковородочке, хоть на угольках, хоть еще как-то…

Возможность перевертыша возникает только в самом глубоком месте, а именно – в месте тождества, совпадения того, кто милостив, и того, кто помилует этого милостивого. К чему мы приходим в этой точке? Ни много, ни мало – к потрясающей адвайте, то есть недуальности, означающей неделимость совершаемых поступков и наблюдающей за ними совести. Правильно понять этот тезис можно только в том случае, если в осуждаемых (или не осуждаемых) свойствах ближних, да и дальних наших, мы видим лишь части собственного психического универсума, то есть не отделяем себя от них.

Свои недостатки редко кто видит полностью. До конца – почти никто, только святые. Но неве́дение своих грехов – это только первая линия, отделяющая нас от самих себя, от того, что нашему эго видеть в себе неугодно. Вторая, и главная, линия расщепления проходит там, где мы немилостиво осуждаем других, отказываясь признаваться, даже гипотетически, что мы ничем не лучше. К чему это приводит? Когда мы через осуждение отделяемся от других, мы тем самым окончательно отделяемся от самих себя, а уже отделившись от самих себя, отделяемся и от Бога. Что это значит?

В условиях того метафизического убожества, в котором мы живем на Земле, Бога внутри нас мы можем услышать, в первую очередь, как голос нашей совести, так что по большому счету любое причинение зла ближнему – и воровство, и обман, и грабеж, не говоря об убийстве, – невозможно без игнорирования этого голоса. Кроме того, все вышеперечисленные виды зла можно рассматривать как проявления немилости к ближнему, хотя, конечно, главный смысл немилости – это осуждение и непрощение. Эти вещи взаимосвязаны, и вот каким образом: прежде чем совершить любое другое зло по отношению к ближнему, мы должны его осудить и не простить. Любой злодей обязательно позлорадствует над даже самой невинной и совсем не знакомой ему жертвой (что-то вроде: «Нечего по ночам по подворотням шляться!»), в противном случае (если он ее не осудит), он просто не сможет причинить ей зло. Поэтому осуждение и сопутствующее ему непрощение всегда лежит в основе и служит прочным фундаментом для проявления любой другой немилости. Такое осуждение есть не что иное, как отсутствие совестливого памятования о собственных недостатках, то, что Юнг, как мы уже говорили, назвал «инвазией архетипа тени». Стало быть, осуждение другого, сопровождающееся отречением от совести, создает в человеке иллюзию чувства собственной непогрешимости. И таким образом эго осуществляет свою заветную мечту – ставит себя на место Господа Бога. Ну а дальше совсем просто. Ставя себя на место Бога, эго тем самым замещает Его своей немилостивостью и надменностью, которые затем, когда наступит Судный день, сработают против того, кто всю эту кашу заварил.