Дао и дзен

Те, кто, боясь страданий, возникающих от разделения рождения-и-смерти (самсары), -ищут Нирвану, не подозревают, что рождение-и-смерть и Нирвану нельзя отделять друг от друга. Видя, что вещи, подверженные разделению, не обладают реальностью, (они) воображают, что Нирвана состоит в будущем уничтожении чувств и их полей. [23] (11, 18).

Следовательно, стремление стереть конвенциональный мир вещей и событий означает признание, что он действительно существует. Отсюда вывод Махаяны: "То, что никогда не возникало, не нуждается в том, чтобы быть уничтоженным".

Это не есть чистые спекуляции и софизмы в духе субъективного идеализма или нигилизма. Это ответ на практические вопросы, которые можно сформулировать так: если мое "цепляние" за жизнь втягивает меня в порочный круг, как я могу научиться не цепляться? Как могу я пытаться позволить всему быть собой, если само это усилие как раз и является "не-позволением всему быть"? Иными словами - старание не цепляться за что-то и есть цепляние, ибо мотив тут один и тот же: страстное желание избавить себя от трудностей. Я не могу освободиться от этого желания, потому что это желание - то же самое, что желание освободиться от него! Возникает знакомая, каждодневная психологическая проблема "обратной связи": проблема создается от того, что ее пытаются решить, беспокойство - от того, что беспокоятся, и страх боится самого страха.

Философия Махаяны предлагает решительный, но весьма эффективный ответ на эти вопросы, и ему посвящены многочисленные сочинения, известные под названием Праджня-парамита или "Мудрость переправы на другой берег". Это литература, тесно примыкающая к трудам Нагарджуны (200 г. н.э.), который наряду с Шанкарой считается одним из величайших умов Индии. В упрощенном виде ответ заключается вот в чем. Любая привязанность, даже привязанность к нирване - тщетна, ибо не к чему привязываться. Это знаменитая Шуньявада Нагарджуны, "Учение о Пустоте". Иначе его еще называют Мадхьямика, или "Срединный путь", потому что это учение опровергает любые метафизические концепции, наглядно демонстрируя их относительность. С точки зрения академической философии Праджня-парамита и учение Нагарджуны являются, несомненно, разновидностью нигилизма или "абсолютного релятивизма". Но в действительности позиция Нагарджуны иная. Диалектика, которой он уничтожает любую концепцию реальности, есть лишь орудие, с помощью которого разрывается порочный круг цепляний, и завершает эту философию не жалкое нигилистическое отчаяние, а естественное и "несотворенное" блаженство (ананда) освобождения.

Слово "Шуньявада" образовано от корня шунья, что значит "пустота", шуньята, "нуль", "нулевость". Этим словом Нагарджуна обозначал природу реальности, или, точнее, концепции реальности, которые создает человеческий ум. Концепция здесь включает не только метафизические воззрения, но и всякого рода идеалы, религиозные верования, конечные упования и честолюбивые стремления - то есть все, к чему в своем уме стремится человек, что он "захватывает" для обеспечения своего материального и духовного благополучия. Шуньявада разбивает не только убеждения, сознательно приобретенные человеком; она также вскрывает внутренние скрытые и неосознанные предпосылки мысли и поступков и до тех пор подвергает их решительной обработке, пока самые глубинные пласты сознания не приводятся к полному безмолвию. При этом даже сама идея шунъи должна опустошиться, свестись к нулю.

Это не может быть названо

Hи "пустотой", ни "не-пустотой",

Ни "оба-вместе". ни "ни-одно-из-них",

Лишь для того, чтобы это как-то обозначить,

Его называют "Пустотой". [24]

Щербатской [72] прав, утверждая, что Шунь-яваду правильней всего называть учением относительности. Метод Нагарджуны заключается только в том, чтобы продемонстрировать, что ни одна вещь не обладает своебытием (свабхава), или независимой реальностью, а существует только в отношении к другим вещам. Ничто в природе не может существовать само по себе: ни вещь, ни факт, ни живое существо, ни событие. Поэтому бессмысленно выделять нечто в качестве идеала и стремиться завладеть им. То, что обособлено, существует лишь в отношении к своей собственной противоположности, ибо то, что есть, определяется тем, чего нет: наслаждение определяется болью, жизнь - смертью, движение - покоем. Очевидно, что наш ум не может создать представления о том, что значит "быть", не создавая при этом противоположного представления о "не-быть"; ведь идеи бытия и небытия являются абстракциями простейшего переживания, такого, например, как: в правой руке у меня есть монета, а в левой - нет.