Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 2

Все наши страхи лишены основания. Они укоренены в невежестве, и это невежество использует эго. Поэтому все общества исказили естественное течение любви, иначе она может прорвать плотину и выйти из-под контроля. Безопаснее дать людям фальшивку, суррогат. Таким суррогатом является брак. Пять тысяч лет человек живет в браке и страданиях.

Вам не позволяют переживать прекрасное. Ваш ум искажают с самого начала, его направляют к утилитарному началу. Вас учат математике, вас учат географии, истории. Вся история — вздор, она абсолютно бесполезна. Зачем читать обо всех этих древних идиотах? С какой целью? Не лучше ли о них забыть? Зачем думать о Чингисхане, Тамерлане, Надире Шахе, Александре, Наполеоне? Зачем? Что они дали человеческому сознанию? Они как яд, они всеми возможными способами тормозили прогресс человечества, его эволюцию.

В учебниках истории вы ничего не найдете о Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы, Ко Суане, даже в примечаниях. А это люди, которые стоят у истоков человеческого сознания, эти люди являются настоящей надеждой человечества. Но их имена не упоминаются даже вскользь, наоборот, историки постоянно сеют сомнения в существовании Христа; сомневаются, был Кришна исторической фигурой или это просто миф; жил Махавира на самом деле, или люди все выдумали; ходил ли Будда по земле, или он был лишь проекцией наших мечтаний, наших желаний?

Зигмунд Фрейд называет таких людей воплощением наших желаний. Мы бы хотели, чтобы были такие люди, но на самом деле их не было, а если они и существовали, то совсем не так, как мы их изображаем. Эта теория стала камнем преткновения между Фрейдом и его учеником, Карлом Густавом Юнгом, и этот камень преткновения имел очень большое значение. Фрейд был прагматиком, Юнг был больше поэтом. Юнг бесконечно верил в мифологию и не доверял истории. И я абсолютно с ним согласен.

Все мифологии мира ближе к истине, чем ваши так называемые истории. Но мы учим детей истории, а не мифологии. Мы учим их арифметике, а не поэзии. А то, как мы учим детей поэзии... мы учим их так, что они чувствуют себя пресытившимися, что им становится скучно, и, выйдя из стен университета, они никогда не перечитывают Шекспира, никогда не берут в руки Милтона. При одном упоминании имен Шекспира, Милтона, Калидаса, Бхавбхути молодых людей начинает тошнить. Учителя терзают их этими именами так сильно, что им хватает этого на всю жизнь. Их интерес не подогревается, они не становятся более поэтичными, они теряют к поэзии всякий интерес. Никто не развивает их творческое начало, их не учат видеть поэзию во всем.

Ученые весьма искусно разрушают красоту своими комментариями, своими толкованиями, своими так называемыми научными изысканиями. Они делают все настолько тяжелым, что даже поэзия в их устах теряет свою поэтичность.

Я сам никогда не ходил на уроки поэзии в университет. Декан постоянно меня спрашивал:

— Вы посещаете все остальные предметы, почему вы не приходите на уроки поэзии?

— Потому что я хочу сохранить к ней живой интерес, — отвечал я. — Я люблю поэзию, поэтому и не хожу. Я знаю точно, что ваши учителя совершенно непоэтичны. Они не ведают поэзии в жизни. Я знаю это точно. Человек, который преподает поэзию в университете, ходит со мной гулять каждое утро. Я никогда не видел, чтобы он смотрел на деревья, слушал птиц, наблюдал прекрасный восход.

А там, где я учился, восходы и закаты были потрясающе хороши. Университет располагался на небольшой возвышенности, окруженной со всех сторон холмами. Я нигде не встречал... Я путешествовал по всей стране и нигде не видел закатов и восходов прекраснее, чем там. По какой-то неведомой причине над Сагарским университетом во время восходов и закатов собирались такие разноцветные облака, что даже слепой мог заметить, что в небе происходит нечто неизъяснимо прекрасное.

Но я ни разу не видел, чтобы профессор, преподающий поэзию в университете, наблюдал за закатом, чтобы он остановился хоть на мгновение. И каждый раз, когда он видел, как я любуюсь закатом или восходом, или деревьями, или птицами, он всегда говорил:

— Вы что сидите? Вы вышли на утреннюю прогулку — делайте зарядку!

— Для меня прогулка — это не зарядка. Вы делаете зарядку, а для меня это любовный роман.

В дождь он никогда не выходил. А я всегда выходил в дождь, стучал в его дверь и говорил:

— Выходите!

— Но ведь на улице дождь, — ворчал он.

— Это самое прекрасное время для прогулки, — отвечал я. — Улицы абсолютно пусты. И оставьте зонтик дома, ведь дождь — это так чудесно, так поэтично!

Он считал меня сумасшедшим. Но человек, который никогда не гулял под деревьями в дождь, не способен понять поэзию. Я сказал декану нашего факультета:

— Этот человек не понимает поэзию, он ее уничтожает. Он такой интеллектуал, а поэзия — явление вовсе не интеллектуальное. Между интеллектом и поэзией нет ничего общего.