— Булочки с посыпкой, свердловские, — улыбнулся Скрипач. — Всё думал — вот если выйду отсюда, обязательно съем такую булочку, и запью стаканом чая. Или даже двумя стаканами, вот как. Бред, да? Вас в капусту нашинковали, с семьей неизвестно что, а я про булки. Придурок. Ладно, это неважно уже.
— Но ты булку-то съел в результате?
— Съел. Уже совсем потом, конечно. Но съел. Задача максимум была выполнена. В общем, что дальше было.
…В один прекрасный день, примерно тогда, когда я уже дни и ночи перестал различать, по мне шибанули «сторожем», полностью обездвижив, а потом открылась дверь. Вошли двое. За минуту сняли «химию». И сказали, что мне вынесен оправдательный приговор, и я свободен. Отвели наверх, посадили в какой-то комнате. Даже дали чашку кофе и хороший такой кусок хлеба с маслом, представляешь? В общем, где-то за полчаса я уже немного оклемался после «сторожа» и собрал лапы в кучу. Потом Кира привели, такого же пришибленного, последним — Фэба. Сидим. Пришел какой-то начальник, зачитал оправдалку. Фэб спрашивает — где наши? Начальник чешет репу, и отвечает, что женщин уже выпустили несколько часов назад, «куколок» тоже, человек, раненный в голову, в какой-то городской больнице, а рауф — тут, в нашей. В коме. Так… мы — можно ли к нему? Этот снова репу чешет, пошел звонить куда-то, вернулся, говорит — да, можно, к умирающим, мол, разрешили пускать родственников.
— И вы…
— И мы поставили рекорд скорости, Ри. Комы, правда, никакой не было, но был сепсис, и бороться он уже больше не мог. Нас же с ним не хотели брать ни в один госпиталь, понимаешь? Вспомни, каких больных ты на «Ветре» катал, когда работали? Вспомнил?
Ри кивнул.
— Разобранных на запчасти, с половиной тела, обожженных… да каких только не возил, — произнес он.
— А теперь подумай, до какого состояния нужно дойти, чтобы госпитали отказывали в приеме, мотивируя это «нецелесообразностью работы».
— До состояния трупа, видимо.
— Угу. Ри, я не хотел говорить, но всё-таки скажу. Тебе повезло больше. Из-за того, что ты хотя бы не помнишь, что с тобой было. А этот вон — помнит. Мало того, что до такого довели, так там еще были санитары… садисты настоящие, избивали больных. Не просто подойти-ударить, они били, причем били так, что ребра ломали, представляешь? Мы когда вошли… не хочу рассказывать, — Скрипач поморщился. — Считку потом сброшу, а рассказывать не хочу. А наши все до сих пор трясутся. Думаешь, кардио для красоты оставили? Четыре клиники было, а это такая заточка, что они еще черти сколько трястись будут. И я тоже.
— Что такое — заточка? — не понял Ри.
— Возврат, повторные остановки сердца. Ты его заводишь, оно идет какое-то время, потом останавливается снова. Довольно сложный механизм, и в каждом случае он срабатывает индивидуально, — объяснил Скрипач. — Есть у нас такие… которые едва ли не мистические причины этому ищут. Ну а как не искать, когда на физике всё устранено, что можно было устранить, а остановка, тем не менее, происходит? Вот что это такое? Некоторые врачи говорят, что, мол, смерть своё забирает… не отдам, — он отвернулся. — Не обломится ей в этот раз. Перебьется.
— Рыжий, давай спать ляжем, — попросил Ри. — А то тебя, по-моему, немножко развело от коньяка, да и утро скоро.
— Утро уже здесь, — усмехнулся Скрипач. — Спать? Можно, почему нет. Выспимся, и пойдем побродим. Согласен?
— Двумя руками за, — кивнул Ри. — Ладно. Доброго утра.
— И тебя туда же, — Скрипач зевнул. — Хорошей дороги…
Уезжали через четыре дня. Ри, конечно, вызвался провожать, а Волк заявил, что одного его он в Ялту не отпустит, поэтому, невзирая на ворчание водителя, в машину загрузились вчетвером, плюс огромное количество сумок и коробок. Сумки в багажник не помещались, поэтому их пришлось держать на руках.
— Вот барахольщики, а! — ворчал Волк. — Ри, ты прикинь, приехали они — по рюкзачку тощему на каждого!.. А обратно вон сколько баулов тянут. Рыжий, чего там, в этой сумке?
— Одежда в этой сумке… Волчара, да подвинься ты, блин, расселся на полсиденья… — у Скрипача на коленях сумок было три, и еще две стояли в ногах. — Ит, возьми у меня пакет, а то он меня задушит!
— Куда я его возьму, тут больше места нет, — раздраженно ответил Ит с переднего сиденья.
— Вы сели, наконец? — водитель был зол, как собака. — Едем?
— Вроде сели, — Скрипач заозирался. — Ри, там у тебя мешок стоит внизу?
— Который яблоками пахнет? Да, стоит…
— Тогда сели. Можно ехать, — милостиво разрешил Скрипач. Водитель беззвучно выругался и завел мотор.
…По узкой дороге, петляющей по берегу, между садов и домов, мимо кипарисов, мимо маленьких поселков, мимо трёх месяцев жизни — они возвращались. Машина шла потихонечку, неспешно, преодолевая подъемы и спуски, а вокруг было нежное и чудесное осеннее крымское утро. Гаспра, Ореадна, Левадия… и, наконец, Ялта. Машин стало много больше, чем было на Южнобережном шоссе, что, впрочем, неудивительно — город-то большой, да и день рабочий.