Дар

Елена нехотя кивнула, а сама даже обрадовалась, что история с Олегом так закончилась. «Туда ему и дорога, а если и еще один такой тип ускользает от следствия, то я обязана помочь Павлу», – думала она по дороге домой.

Утром следующего дня она сидела в кабинете Григорьева и пила предложенный им чай. Павел ввел ее коротко в курс дела, сообщив, что уверен, что подозреваемый Петров причастен к убийству своей семьи, жены и дочери. Он имеет алиби, и вся версия убийства сходится к тому, что кто-то спустился на веревке с крыши и проник в раскрытое окно квартиры. Теоретически это было возможным, но кроме небольшого разгрома в квартире не нашли ничьих отпечатков и следов. Все запуталось.

Когда в кабинет вошел высокий мужчина в дорогом костюме и сел в предложенное кресло, Елена сразу почувствовала озноб в теле. Мужчина сидел к ней спиной, но она чувствовала его плохую энергию, выходящую сплошным потоком ей навстречу. Она даже не поняла в какой момент ее внутренний голос вдруг заговорил. Павел начал допрос, и мужчина стал отвечать уверенно и спокойно.

«Это был он, это он убил жену и дочь», – прозвучало у Елены в голове. «Он следил за женой, у нее был роман. И дочь ему не родная, вот он и задумал убийство».

Елена встала и вышла в коридор. Все произошло так быстро и ясно, что ей стало душно в кабинете. Через минуту вышел и Павел.

– Что случилось? Твой голос что то подсказал тебе? – спросил он нетерпеливо.

– Это был он. Он следил за женой, она ему изменяла. Ребенок был не его, и он решил отомстить, – тихо рассказала Елена. Она сейчас не знала, радоваться тому, что узнала или нет. Находиться рядом со злом было выше ее сил, но это было так необходимо, что она уговорила себя остаться.

– Мы сейчас надавим на него, а ты попытайся помочь мне еще немного, – попросил Павел. – Он точно выдаст себя чем-то.

Они вернулись в кабинет, и Григорьев продолжил допрос. В какой-то момент он подошел к Петрову вплотную и сказал, глядя тому прямо в глаза, – Ну зачем вы это сделали? Вы ведь знаете, что никто не проникал в квартиру через окно. Это вы убили собственную жену и неродную дочь. Она изменяла вам, и вы решили отомстить таким жестоким способом. Как вы могли?

– Вы с ума сошли! – вскочил со стула Петров. – Какие у вас доказательства? Я был с коллегами в баре весь вечер. Трое свидетелей подтвердили это!

В это время голос подсказал Елене, что все трое свидетелей были его партнерами и он уговорил их на это алиби. Никто из них впрочем и не мог себе представить, что он мог так поступить с собственной семьей и согласились помочь вопреки закону.

– Вы обманули этих людей, – вставила свое слово Елена, глядя в глаза Петрову. – Если мы допросим их, они признаются в этом. А еще, никто из них не знает пока про ваши грязные дела в общей фирме.

– А вы кто такая? – зло спросил Петров, уставившись на Елену. – Еще один Шерлок Холмс в юбке?

– Полегче, Петров, – прервал его Григорьев. – Это наш консультант, и она права. Мы допросим ваших свидетелей, и они во всем сознаются. Вам лучше признаться сейчас и это зачтется вам в суде. Вы же были в состоянии аффекта, когда узнали об изменах жены и не смогли сдержаться от насилия. Так?

Петров долго смотрел на Елену, затем не выдержал ее взгляда, устало рухнул на стул и закрыл голову руками. Он закачался всем телом и замычал себе под нос что-то невразумительное. Потом поднял на Григорьева искаженное гримасой лицо и признался, – Это действительно было так. Я сознаюсь, но девочку я убивать не хотел. Она пришла из школы раньше времени, у меня не было выхода.

Елена не осталась выслушивать подробности, она ушла сразу после признания Петрова. Кивнула Павлу, что означало, что ее работа сделана и вышла из кабинета. Когда она шла домой, ее душу тревожили противоречивые чувства. С одной стороны, она сделал правое дело и Петров будет наказан. С другой, она хотела держаться от всего этого как можно дальше. Выставить границы, стену, даже замок от всей этой человеческой жестокости и зла.

«Ну почему люди не могут жить спокойно и по-доброму?» – задавалась она вопросом. «Что заставляет их воевать и вредить друг другу? Неужели богатство и жажда власти достойны такого существования? А как же совесть, как можно жить, зная, что ты совершил зло!?»