Дар

— Передай Томанову, пожалуйста, что мне нужен хотя бы трёхмесячный временной лимит, — Скрипач поднялся с пола, Берта тоже. — Я буду работать по плану. Обязательно. Но лишь тогда, когда буду уверен в том, что могу его оставить хотя бы на несколько часов в день.

Берта кивнула.

— Хорошо, родной, я передам. Иди, тебя уже ждут, небось.

— Кого тебе прислать сейчас? Фэба или Кира?

— Кто свободен, — Берта улыбнулась. — Бедные вы мои, бедные. Замучились совсем.

— Это ты Ита не видела пока, «замучались», — Скрипач дернул плечом. — Вообще ни одного живого места нет.

— Совсем?..

— Кисть правой руки и макушка, пожалуй. Сейчас хоть волосы немножко отросли. Ёжиком.

— А что с волосами случилось?

— Сначала, как я понял, его обкорнали в больнице, а потом, уже тут… в общем, «среда» сожрала всё остальное. Она же активная. Сочла, что это украшение сейчас лишнее, и того… растворила к чертовой матери.

— Ерунда, — отмахнулась Берта. — Волосы не зубы, как говорится. Отрастут. Давай, родной, иди, у тебя уже вызов мигает.

* * *

Первые два раза сознание давали ограничено, частично. Визуальная проверка некоторых рефлексов, проверка реакций на подвижность, на степень иммобилизации искалеченной ноги и руки. По словам старших врачей, следовало максимально исключить любой дискомфорт, и еще нужно было как-то изолировать практически полностью открытое операционное поле: да, сейчас раны на изуродованной левой стороне временно зарастили, но всё равно, смотреть Иту на то, что осталось от левой половины тела, никто бы не разрешил.

— Закроем, — успокаивал Илья. — От него — закроем. И мышцы выключим, чтобы исключить все случайности. Но вообще проблем получается на порядок больше, чем мы думали…

Ключица. Плечо. Предплечье. Локоть. Лучезапястный сустав. Два нижних ребра. Тазобедренный сустав. Бедро. Коленный сустав. Голень…

Ни одной целой кости.

И — то, что осталось, нарастить невозможно.

Потому что нечем.

Да даже если бы и было чем…

— В этой больнице хотели ампутировать руку, но не смогли, — объяснял Андрей, старший врач отделения, в котором сейчас лежал Ит. — Я ведь ездил, узнавал. Они до сих пор трясутся, когда про это рассказывают. Кость начала разрастаться, когда они её стали пилить. Разрастаться, твердеть, и менять форму. Как только перестали — перешла в обратное состояние. В общем, они поставили дренаж, зашили, и больше не прикасались. Почему это происходит, даже мы понять не можем. Не должно, но, тем не менее, это вот так. На минимальное воздействие реакции нет — тот же стафилококк мы без труда убрали за трое суток. Но… убрать-то убрали, а восстановления добиться как не смогли.

— Мы сто раз ломались раньше, всё срасталось, — возразил тогда Скрипач.

— Охотно верю. Тут, видимо, сыграло роль то, что с вами случилось за последние месяцы. В первую очередь гибернейты. Я совсем не уверен, что сломай вы руку теперь, она бы срослась. Не исключено, что реакция была бы такой же, как у него. В общем, Скрипач, вам пока что лучше не рисковать. Думаю, со временем мы в этом механизме разберемся.

— Но что делать сейчас?

— Кое-какие мысли есть. Биопротезы они сюда не пропускают, но…

— Но?

— Но эндопротезы пропустят. Другой вопрос, сумеет ли он перенести операцию, и актуальна ли эта операция в данный момент. Мышцы тоже повреждены, часть — необратимо. Будем думать. Пока что работаем терапию, и будем пробовать давать сознание.

* * *

— Так, ребята. Максимально осторожно, — Илья стоял в красной зоне, у изголовья. — Фэб, сдвинь первый порт пониже, пожалуйста. Давай еще ниже, он так голову повернуть не сможет. Рыжий, не нервничай, а то уже меня за компанию трясти начинает. Мы сейчас смотрим. Если заговорит, то вопросы самые простые — как себя чувствуешь, хочешь ли пить, и так далее. Это максимум.

— Я бы не стал рассчитывать на этот максимум, — проворчал Кир. — Зная психа…

— По обстоятельствам. Ладно, ребята, поехали. Саиш, свет поменьше сделай.

Дежурную бригаду Илья сейчас выгнал в коридор. Посовещавшись, пришли к выводу, что лучше для первого раза оставить своих — родных, и тех, кого Ит хорошо знает. Незнакомые люди — это лишний стресс, по крайней мере, в данной ситуации.

— Фэб, потихонечку поднимай, — распорядился Илья. — Угу, хорошо. Сейчас переключимся на самостоятельное, и можно будить.

…Когда Ит открыл глаза, первое, что он увидел, было растерянное лицо Скрипача, сидящего рядом с ним. За Скрипачом стоял Фэб, напряженный и сосредоточенный. Ит перевел взгляд вправо, и заметил Илью, который, кажется, попытался улыбнуться, но улыбка вышла какая-то натянутая и неестественная.

— Привет, — тихо сказал Скрипач. — С возвращением.

— Почему вы их не прогнали? — жалобно спросил Ит.

— Что? — Скрипач, кажется, опешил.

— Кого не прогнали? — удивился Фэб.

— Лютика и Гвоздя… ногу так больно…

— Где больно? — спросил Илья.

— Ногу. Где он ударил опять.

— Кто ударил, родной? — окончательно растерялся Скрипач.

— Гвоздь ударил. Он каждый день меня бьет. И сегодня тоже. Я плохо себя вел, да? Вы поэтому их впустили…

— Ит, здесь никого нет, — твердо сказал Илья, подходя ближе.