Дар

Джастин откидывается на спинку дивана, на его лице появляется ошеломленное выражение. Такой реакции я не ожидала. Я представляла, что сейчас он будет нежно целовать меня и мы займемся любовью прямо здесь, на диване. Вместо этого Джастин выглядит так, будто я ему совершенно противна.

— Ну, — говорю я наконец. — Что ты мне приготовил?

Он смотрит на меня еще мгновение, прежде чем подняться на ноги.

— Подарок на кухне. Я схожу за ним.

Я сжимаю руки в кулаки, с волнением предвкушая свой подарок. Не могу представить, что может быть лучше цепочки для часов, но мой муж — очень чуткий мужчина, так что сейчас я очень взволнована.

Джастин возвращается в гостиную. В руках у него сковорода, в которой лежит то, что похоже на кексы. Сверху красуется красный бант.

— Счастливого Рождества, — проговаривает он.

Я хмурюсь.

— Что это?

— Кексики, — отвечает муж. — Я испек их для тебя. Самостоятельно.

Я оглядываюсь по сторонам, будучи уверенной, что где-то припрятан еще какой-нибудь подарок. Не может быть, чтобы моим единственным подарком на наше первое Рождество в качестве супругов был противень с кексами. Сгоревшими кексами, судя по всему.

— Дай-ка я возьму нож, чтобы разрезать их, — предлагает он.

Он спешит обратно на кухню. Ладно, сейчас произойдет подмена. Джастин заставил меня поверить, что мой единственный подарок — эти сгоревшие кексы, а теперь собирается преподнести настоящий подарок.

— Эй, Стелла! — зовет он. — Где все ножи?

— В ящике под микроволновкой, — отзываюсь я.

— Уверена? Я вижу здесь только около десяти тысяч ложек.

Я слышу грохот, когда что-то падает на пол. Мужчины такие беспомощные! Мне так и хочется встать и помочь ему, но я не хочу портить сюрприз. Наконец он кричит:

— Нашел! — я улыбаюсь про себя, ожидая увидеть невероятный подарок, который он приготовил для меня.

Но когда он выходит из кухни, в руках у него только нож.

Я молча наблюдаю, как он отрезает мне кусочек с противня с кексами.

— Я знаю, что ты обожаешь корочку, — говорит Джастин.

Кексы как каменные, поэтому ему приходится приложить немало усилий, чтобы отделить один из них от поверхности. Когда он отрывает его, около пяти миллиардов крошек рассыпаются по журнальному столику, ковру и дивану.

— Я все уберу, — обещает он.

Ага, уберет.

Я беру кекс из рук мужа. Поверхность не поддается укусу. Этот кекс был испечен практически на волосок от своей смерти. Неудивительно, что весь дом пропах горелым шоколадом. Я пытаюсь откусить кусочек, но не уверена, что это возможно. По крайней мере, невозможно откусить без того, чтобы не сломать несколько зубов.

— Я не могу это есть, — сдаюсь я.

— Знаю, что кексы немного подгорели…

— Они сожжены!

Уголок его губ приподнимается.

— Ну, я старался, а это ведь главное, не думаешь?

— Ты что, серьезно?

— Что ты имеешь в виду?

Я складываю руки на груди.

— Ты серьезно говоришь, что твой единственный подарок мне на Рождество — это противень с подгоревшими кексами?

— Эй! — вскидывает руки Джастин. — Мы пообещали друг другу, что не будем покупать дорогие подарки. Я сделал всё, что мог, исходя из нашего бюджета.

— Ты сделал всё, что мог?! — кричу я. — Я продала свои волосы!

Лицо Джастина розовеет.

— А кто просил тебя их продавать? Я не хотел, чтобы ты это делала!

— Я продала их ради тебя! — рыдаю я. — Потому что я люблю тебя и хотела сделать тебе изумительный подарок!

— Изумительный подарок? Я даже не понимаю, что это такое. Что, черт возьми, я должен делать с этим?

— Это цепочка для часов! Этим ты цепляешь свои часы к одежде!

— На кой черт она мне сдалась?

— Дело в том, — начинаю я. — Что я пожертвовала чем-то важным, чтобы подготовить для тебя лучший подарок!

— Знаешь, что было бы еще лучшим подарком? — огрызается Джастин. — Жена, которая не побрилась налысо, чтобы подарить мне ожерелье!

— Я не лысая!

— Ну у тебя же нет волос! Я бы назвал это лысиной.

Моё лицо пылает. Я не знаю, ссорились ли мы когда-нибудь настолько сильно, и не могу поверить, что это происходит во время нашего первого Рождества в качестве супругов. И все же я испытываю к нему ярость. Без понятия, была ли я когда-нибудь так зла.

— Я только и делаю, что жертвую собой ради тебя! — огрызаюсь я на него. — Я работаю на двух работах, чтобы ты мог сосредоточиться на учебе. Я работала допоздна в канун Рождества. Я даже продала свои волосы, чтобы купить тебе потрясающий подарок. И что же я получила в конце? Подгоревшие кексы!

С этими словами я поднимаю противень с кексами и бросаю их через всю комнату. Они приземляются у основания нашей ёлки, которая недостаточно прочна, чтобы выдержать удар этих каменных мучных изделий. Ёлка колеблется секунду-другую, а затем опрокидывается, рассыпая украшения по полу. Звук бьющегося стекла наполняет комнату.

— Господи Боже, — вздыхает Джастин.

— Что? Это же не ты украшал ёлку, а я, как обычно.

— Знаешь, ты ведешь себя как психичка! — качает головой Джастин. — Боже мой, ты ещё хуже, чем твоя мать.

Хуже, чем моя мать? Он не смеет меня в этом упрекать!