Дар

Анатолий Петрович шумно дышит через рот. Ему кажется, что еще не поздно, что ускользающая красота не исчезла, стоит лишь оглянуться, и вещи станут такими, какими они были сорок лет тому назад, когда он был молод, что нет причины бояться, потому что в этот раз он все сделает как надо и, обладая опытом прожитых лет, повернет именно в ту сторону, в которую следовало повернуть давным–давно. Потом он поднимает взгляд на жену и внезапно со всей полнотой осознает, что поменять уже ничего нельзя, потому что все уже сделано и было предопределено задолго до его рождения. Так было и так будет до момента сингулярности, когда бесконечная масса вселенной расплющит сама себя и станет тишина.

— Валя, — хрипит он, — нам надо развестись.

Жена смотрит на него, как на ребенка. На секунду он видит в ее глазах кошку, которая мокнет под дождем, и ждет, когда чьи–то руки протянутся к ней и навсегда изменят ход вещей.

— Ты кушай, Толя, — улыбается жена. — Борщ стынет.