Дар Авирвэля

Мужчина достал из-за пояса ещё один кинжал. Если он замахнётся и правильно рассчитает траекторию — это небольшое оружие принесёт либо мучительную боль, либо неминуемую смерть! Надо действовать — так решил Когу, — и со всей силы размахнулся мечом, но Айва отскочил прочь и молниеносно разрезал плечо противника! Тот издал тихое мычание, несколько притупляющее неприятное покалывание, и взял меч в здоровую руку. Это было тяжело, ведь оружие, пусть и являлось полуторным, но больше подходило под категорию неполноценных двуручных мечей. Жилистые руки удержали его, но израсходовали на это больше необходимых сил. Однако Айва подождал, пока его брат придёт в себя, и продолжил бой лишь после встречного удара мечом. Лезвие тут же оказалось зажато меж зубьями и совершенно потеряло всю свою мощь. Одним привычным движением Айва перевёл основное давление на свою сторону, толкнул Когу ногой и отбросил его оружие на пару метров вбок!

Мужчина резко превратился в растерянного мальчика, и лишь через несколько секунд сумел прийти в себя. Как раз в это время Айва собирался нанести критический удар. Но, во благо случая и рефлексов, Когу вновь увернулся и схватил меч.

— Хватит играться, брат! Я знаю, что ты способен на большее! Иначе бы тебя не послали за мной!

Айва рычал так грозно, а глаза его так сверкали, что Когу сковал лютый страх. Но вовсе не страх смерти, не страх боли и не страх разлуки. Его раздирал тот самый страх, из-за которого его руки не могли подняться на брата: он боялся услышать его предсмертный вскрик.

Прошло несколько мгновений. Айва прекрасно понимал всю ту кашу, что царила в голове юного брата. Он видел это по бегающему взгляду, по приоткрытому рту, по частому дыханию. Даже согбенная под грузом волнений спина будто пыталась придавить своего хозяина. Он лишился последних душевных сил. Меч выпал из дрожащей руки, а колени подкосились под невыносимым весом ссутуленной спины. Когу сел на колени, как садятся во время молитвы, и опустил на них уставшие руки. Айва понял, что выиграл этот бой. Потом его прошибло осознание того, что он убил слишком многих братьев и даже сестёр. И на какой-то миг он возненавидел себя. Возненавидел свою одежду, возненавидел свои клинки. Возненавидел свою суть.

Он подошёл к брату и опустился перед ним. Он всё ещё не стремился выпускать оружие из рук, но явно переборол взрыв энергии, что случался во время каждого серьёзного поединка. Сложил руки, сжимая клинки, и слабо поклонился.

— Прости меня, Когу. Я не хотел причинить тебе вред. Но я также не хочу, чтобы ты причинил вред моей подопечной. И если ты не набросишься на неё, когда мы пойдём прочь — я не трону тебя. Обещаю.

Когу не ответил. Только склонил голову и попрощался с братом. Айва сделал то же. После он встал, убрал клинки за пояс и двинулся к наблюдающей Киаме. Она вышла навстречу. Немного грустная, удивлённая и задумчивая, какой бывала крайне редко. Потому она отказалась болтать. Только указала место, куда нужно идти, и они двинулись вперёд. По улочкам, через дома с выходящими друг на друга окнами. По льющейся сквозь переулки дороге.

Очень скоро они оказались у знакомого места, где их ждали Артур и взбудораженный Мерлин. Юноша выглядел обеспокоенно, но радовался тому, что его новые знакомые вернулись в целости и сохранности. Он подбежал к ним, быстро изучил их настрой и уподобился ему, чтобы легче наладить контакт. Быстро разъяснив, что случилось за время разлуки, они зашагали вслед за Мерлином, который вёл их почти по стене. Уже через несколько минут они оказались у странного лаза в метре над землёй.

— Как странно… — прошептал Айва, задумчиво глядя на ровный квадратный вход, словно вырубленный в стене. — Это похоже на секретную «нору» наёмников. Они используются в сомнительных обществах. Но я не предполагал, что существуют настолько обнаглевшие наёмники, которые не боятся совершать свои злодеяния в самом центре верховного государства! — Айва искренне поразился такому хамству, и в доказательство своих чувств недовольно развёл руками. — О, великий Ивив, неужели та страшная пора не закончилась?!

— Великий… кто? — Артур впал в замешательство. Он глянул сначала на лаз, потом на поражённого наёмника, и снова на лаз.

— Ивив — родоначальник нашей философии. Это его псевдоним, который можно трактовать как «смирение гнева выплеском гнева».

— Ты хочешь сказать, «ИВИВ» — это аббревиатура[2]?.. — юноша невольно усмехнулся, на что Айва отреагировал еле заметным раздражением.

— Да, я знаю, что это звучит забавно. Но именно это слово полностью раскрывает смысл нашей философии. Именно благодаря тому, что заложено в этих буквах, я и мои братья имеют столько способностей и сил! В отличие от многих других философий, наша сильна искренностью и огнём: выводит работодатель — выскажи ему все свои мысли; предал родной — сразись с ним за честь. Это может выглядеть дико для последователей Юнастэи или Атамисси — более миролюбивых философий, — но в итоге, именно мы блещем силой и мировой известностью.