Мои сёстры прочили мне прекрасное будущее с раннего детства: когда мне исполнилось три года, они пытались усадить меня на отцовского осла невзирая на моё желание ходить по его загончику пешком. Тогда наша средняя сестра только занялась семейным делом — по достижении пяти лет ей начали доверять передавать несложные поручения от наших сеньоров. Старшей на тот момент было семь, и она могла не только грамотно изложить приказ владетеля, но и худо-бедно его записать. Та же судьба ждала и меня. В пять лет я получил от средней сестры сумку, которой до того пользовалась старшая, а ей досталась от родителей, которые, вероятно, также не были первыми её владельцами. В семь лет ко мне перешли перо и пергамены, а также обязанность посещать церковную школу по утрам. Однажды по пути на учёбу на меня напал дикий барсук — в то время далеко не все проходы деревни были выложены камнем. Пытаясь защититься, я случайно потушил об него свой факел и долго бродил в темноте, пока очередной коридор не вывел меня на поверхность. Яркий свет едва не ослепил меня, но привыкнув к нему, я открыл для себя новый мир. Наземье казалось мне пугающим, и в то же время это было место, где я мог побыть наедине с собой, в отличие от подземелий, где в то время можно было кого-нибудь встретить даже в заброшенных дальних копях. Я редко выбирался на поверхность — как ни крути, родные катакомбы куда привычнее, но знание того, что помимо нашей обыденности существуют иные ландшафты, давало пищу чаяниям и надеждам о другой жизни. Нет, конечно же, наша жизнь была прекрасной в сравнении с прочими обитателями деревни, ведь мы были гонцами, а не землекопами, вынужденными с утра до ночи рыть шахты и тоннели, но мечты о лучшей доле не оставляли меня с того мгновения, как я ступил на влажный травяной покров наземья. В девять лет меня начали отправлять с поручениями в соседние деревни, а заодно учили обороняться при помощи жерди, а затем и копья. Так прошли годы. Я выучил грамоту, научился управляться с копьём и ездить на осле — том самом, на которого сёстры пытались меня когда-то водрузить. Расстояния, на которые меня посылали, становились больше, а задания — более значимыми. Я побывал во многих уголках Аннтерана, часто добираясь по наземному пути. В те дни вторая война с Форросом продолжалась уже несколько десятилетий; еретики вероломно напали на наши земли, частично закопав Ров, который должен был навеки разделить два народа после первой войны. Путешествовать по верху было небезопасно: если войска лесников располагались исключительно на рубеже в районе Рва, то их разбойничьи шайки, пробравшись на нашу сторону, повсеместно грабили одиноких прохожих. Доходило даже до налётов на деревни, впрочем, без особого успеха. Тем не менее, я ходил по верху, что было гораздо быстрее путешествий по нашим извилистым подземным переходам, за что был замечен нашим сеньором. Одвиг Аускер начал назначать меня в столицу, а платил столько, что однажды — когда мой осёл умер от старости — я смог купить себе ездового быка, с которым путешествия по наземью были и вовсе не страшны. В одной из поездок в Крапит я встретил девушку, котоая шла топить поросёнка комнатного хрюна, что были в моде у тогдашней аристократии. Поросёнок был бракованным — синий окрас портили розовые пятна и полосы, а потому был без возражений отдан мне, в дальнейшем став моим другом и попутчиком. Так прошло ещё несколько лет. Бароны начали строить смотровые башни, выходящие на поверхность, и прокладывать дороги — путешествия становились легче, и более богатые и предприимчивые гонцы стали ещё богаче, взявшись доставлять целые посылки на воловьих упряжках. Моей же семье по-прежнему доставались важные, но не слишком оплачиваемые задания. Позже моё семейство и вовсе попало в опалу. Младшая из моих старших сестёр отказала в притязаниях одному из сыновей Одвига, желавшему сделать её своей наложницей, и сбежала к меурам, что вызвало лютый гнев нашего господина. Дабы усложнить нам жизнь, нас всё чаще посылали на Северный Рубеж и в другие опасные места. Как я ни пытался упросить сеньора, чтобы он позволил не ездить туда хотя бы женщинам, он оставался непреклонным. Когда после очередной поездки Амения привезла стрелу, попавшую в седло и лишь чудом не повредившую ни её, ни быка под ней, я был в ярости. Я должен был обезопасить свою семью от этой глупой войны, либо и вовсе её остановить. Однако, я ничего не мог сделать — я был простым слугой, который обязан исполнять волю феодала без лишних вопросов. Будучи наслышанным о формальном поводе для войны — якобы в незапамятные времена наш вождь украл у еретиков древнюю рукопись — я понял, как устроить всё наилучшим образом. Все завоёванные реликвии, имеющие религиозное значение, архиепископ Аннтеранский возил с собой в закрытой повозке. Однако, будучи человеком преимущественно светского образа жизни, он совершенно не заботился о церковном имуществе, а потому, зная о набожности аннтов, отправлял его в сопровождении единственного стражника, который одновременно был и извозчиком. Из Санкоса, куда Его Святейшество ездил на охоту, в Крапитский Собор святого Дорла вёл лишь один проезд, по которому и должна была проехать повозка в тот самый день, когда в Крапите находился я. Под равномерный стук ослиных копыт и мерцание факелов охранник начал клевать носом, чем я и воспользовался, практически бесшумно прыгнув на задний бортик. К моему сожалению, на дверце повозки висел замок, в котором я незамедлительно начал ковырять ножом. Однако, опыта вскрытия замков я не имел, поэтому пришлось изрядно повозиться, прежде чем замок радостно щёлкнул. Тут-то я заметил, что мы стоим, и, по-видимому, давно.