Дар богов

Санек им все-таки заплатил. Не сполна, как обещал, но большую часть. «Застремался», – констатировал Вадим, пересчитывая барыши. Сам он – не сука, не то что Санек, с Пашкой он поделился поровну.

Бумаги из папки Соболева Вадим Саньку не отдал. И словом не обмолвился, что часть их изъял. Ибо нечего деньги шакалить!

А убраться из города им все же пришлось. Уж очень большой резонанс получило дело. В их тихом городке такое случалось нечасто. Интеллигентная семья: муж – ученый, его милая жена, маленькая дочка, вдруг – кровавая драма! Оказалось, что глава семьи завел любовницу и на выходные уехал с ней в пансионат, жена откуда-то об этом узнала, на нервной почве напилась вдрабадан и встретила загулявшего супруга со столовым ножом в руках. Жаль девчонку – совсем еще кроха, а все понимает. Из веселой, общительной девчушки она превратилась в замкнутое в себе существо.

В армию они с Пашкой идти не хотели, и не пошли бы, если бы ни с того ни с сего на них как из рога изобилия не посыпались повестки. Ведь отмазались вроде год назад, чего еще им там надо? Еще и Санек их подзуживал, ежедневно донося «вести с полей», говорил, мол, в убийстве обвинили Соболеву, но у следователя большие сомнения по этому поводу.

А может, Санек не так уж и не прав, размышлял Вадим на призывном пункте. Вернувшиеся домой воины-интернационалисты чувствуют себя вольготно, к ним всюду относятся лояльно, милиция лишний раз не цепляется. Война все списывает, а в их с Пашкой положении как раз это и требуется.

Их, как и многих призывников в том году, распределили в Афганистан. Обещали службу в спокойных районах, недалеко от границы, а бросили в самое пекло.

Пашка своим «здесь бы остался» словно накаркал. Он и остался в том горном кишлаке, как раз у двора приглянувшейся ему девушки. Говорили же ему: надень каску! А он поперся с неприкрытой головой – знакомиться. Глупая бравада: думал, в каске он – не орел. Вот и получил пулю в лоб.

Вадиму тоже досталось. После месяца службы, где палящее солнце казалось огнем ада, а звуки взрывов и запах гари стали привычным дополнением быта, у него в голове все перевернулось. За месяц он стал взрослее на годы; напрочь «вылетели» из его натуры юношеские дурь и беспечность; жизнь, здоровье, оставшиеся в далекой Прибалтике родители, сын, которого он воспринял как куклу и поэтому с легкостью от него открестился, когда тот появился на свет, – все, что раньше воспринималось им как данность и не ценилось, теперь возымело свою ценность. Дни тянулись, как целая вечность, и каждый прожитый из них считался подарком свыше. Пусть ему осточертел армейский режим, жизнь в казарме, тычки сержантов – все это неважно, лишь бы остаться живым и здоровым, а не как товарищи – вернуться домой калекой или и того хуже – в оцинкованном гробу. Все чаще Вадиму хотелось домой, иной раз до того сильно хотелось, что хоть волком вой! За сон в родной постели, за тарелку домашнего борща со сметаной и свежим хлебом с кислинкой он готов был продать душу дьяволу. И вот неожиданно его желание осуществилось – служба закончилась досрочно, его отправили домой. С контузией и пораженной ожогом рукой. «Уазик», в котором он ехал, нарвался на мину. Ему еще повезло: другие бойцы – кто погиб, кого сильно покалечило, а он ушел на своих ногах.

Полгода в госпиталях, в унылых стенах, среди безногих и безруких, таких же молодых пацанов с печалью в глазах и крестом на судьбе. Никому они не нужны, кроме убитых горем родителей, приходивших в больничные стены. Когда Вадим смотрел на окружавших его глубоких инвалидов, ему становилось не по себе. Как же ему повезло! Рука всего лишь обезображена, и на ней не двигаются два пальца. Но ведь – не правая, и она осталась при нем! Ноги целы, голова на плечах есть, только болеть, сволочь, стала часто, на любое изменение погоды реагирует. А еще он за собой заметил нервозность, чуть что – бешеным становился, как собака. Врач сказал, что это последствия контузии, неизлечимые последствия.

Отлежав бока на казенных простынях, обозленный на судьбу, Вадим вернулся домой. Походил по инстанциям, выбивая льготы, в итоге не получил и половины положенных, только нервы себе вымотал. Работать на заводе он уже не мог – там требовалась полноценная вторая рука. Его перевели в сторожа, где он чуть не спился. Когда крепко закладывал, в пьяном угаре ему виделся погибший друг Пашка. Он улыбался щербатым ртом и звал на свадьбу с афганской девушкой, а в голове у Пашки зияла огромная черная дыра. Пашка исчезал, и на смену ему являлся Соболев. Он укоризненно молчал, давя на нервы. Вадим не выдерживал и швырял в призрака тем, что подворачивалось под руку. Так продолжалось постоянно, Вадим мучился и пил еще больше. Он пришел к выводу, что виновник случившегося с ним и с Пашкой – жирный сибарит Санек. Если бы не он со своим «выгодным дельцем», ничего бы дурного с ними не произошло. Это он виноват в том, что Пашки больше нет, а у него самого жизнь пошла под откос, а значит, он должен ответить. И заплатить! Ему, Вадиму, все равно, он был на войне, одной ногой стоял в аду.