Дар дождя

Мимо прошел официант-индиец; что-то в его внешности почти заставило меня его остановить, но тут Эндо-сан спросил:

– Как ты? Тебе не следует пропускать тренировки чаще, чем это необходимо.

Я предупреждал его, что мне нужно освободить от занятий неделю, чтобы подготовиться к приему. Я ответил ему, что скучал.

– Я тоже скучал по тебе.

К нам подошел отец. Эндо-сан поклонился ему, и он слегка наклонил голову в ответ.

– Как дела на острове?

– Все очень спокойно, – Эндо-сан бросил на меня насмешливый взгляд. – Надеюсь, вы пока не собираетесь отобрать его?

– Нет, конечно же. Я слышал, вы много путешествуете?

– Да, пытаюсь наладить связи с чиновниками из вашего правительства, убедить их, что мы не представляем опасности. Встречаюсь с владельцами компаний на предмет организации совместных предприятий. Япония очень интересуется возможностями инвестировать в Малайю.

– Мне сообщили о желании господина Саотомэ обсудить со мной нечто подобное, – сказал отец. – К сожалению, твердым завещанием моего деда было сохранить «Хаттон и сыновья» во владении семьи. У нас нет партнеров, и мы не продаемся.

– Ах да, принципы знаменитого Грэма Хаттона. Я передам это Саотомэ-сану. Он будет очень разочарован.

– Япония подумывает о вторжении в Малайю? – спросил отец.

Наверное, его слова подхватило ветром, потому что несколько человек тут же на нас обернулись.

– Не знаю. Такие вещи решает правительство. Я всего лишь скромный слуга своей страны, – ответил Эндо-сан, и я увидел в его словах выражение принципов айки-дзюцу.

Я осторожно тронул отца за плечо. Он кивнул и ответил улыбкой.

– Предлагаю на сегодняшний вечер в это поверить.

Его внимание отвлекла группа гостей, проходивших через открытые двери.

– Прибыл твой дед. Наверное, нам обоим стоит пойти поздороваться.

Мне всегда было интересно, как поведет себя отец при встрече с дедом. Я смотрел на то, как двое мужчин, причинивших столько страданий друг другу и женщине, которую оба любили, приветствовали друг друга с подчеркнутой учтивостью.

– Господин Хаттон.

– Господин Кху, – ответил отец так же бесстрастно.

Он осознавал, что они с дедом – один отправив приглашение, а другой приняв его – взаимно упрочили репутацию, сохранили лицо. Было бы напрасно ждать от деда прямых извинений, и отец смирился с этим, изменив тон голоса так, как часто делал при заключении сделок, когда все выходило по его желанию.

– Я очень рад, что вы пришли.

– Я решил, что пора уже повидаться с внуком.

– Да, давно пора, – ответил отец, обнимая меня.

Только тогда я понял, что он устраивал этот прием и для меня, надеясь таким образом снова навести сожженные мосты.

Двое мужчин смотрели друг на друга, и я знал, что каждый из них думал о моей матери, каждый перебирал собственные любимые воспоминания о ней.

Я шагнул вперед и тронул деда за плечо:

– А где тетя Мэй?

– Ее арестовали.

– Что? – хором переспросили мы с отцом.

– О, ничего страшного, – пожал плечами дед; я так часто видел этот жест в Ипохе. – Она была на демонстрации, протестовала вместе с членами кампании помощи Китаю против японцев. Полиция приказала разойтись, но они пошли дальше. Я предложил вытащить ее оттуда, но она отказалась. Кстати, шлет свои извинения. Молодежь нынче пошла, – вздохнул он, игнорируя тот факт, что тетя Мэй уже вышла из детородного возраста.

Я отправился искать Уильяма с Изабель, которые заставили меня пообещать, что я познакомлю их со своим дедом. Они оказались на кухне, где присматривали за прислугой. Изабель позвала Эдварда, и они все вместе последовали за мной туда, где стоял дед.

Они побаивались знакомства, и я понимал почему. Дед был одет в элегантную серую тунику-ципао мандарина, переливавшуюся блеском при малейшем движении. Рукава ципао были оторочены серебром, под цвет бровей, нависавших над холодными блестящими глазами. В своем одеянии он выглядел очень представительно.

Сразу же после взаимных представлений между нами повисло неловкое молчание, так как никто из нас толком не понимал, что говорить. Дед, похоже, не знал, как отнестись к моим братьям и сестре. В замешательстве он быстро моргал, что было для меня удивительным и располагающим одновременно.

От затянувшегося конфуза нас спасла Изабель.

– С тех пор как тетя Лянь умерла, нам очень ее не хватает. Она прекрасно к нам относилась, и я всегда считала ее своей матерью.

Дед склонил голову:

– Я рад слышать, что она так много для вас значила.

– Можно, мы тоже будем называть вас дедушкой? – спросила Изабель.

Дед удивился.

– Нет, нельзя, – ответил он, и Изабель оторопела, испугавшись, что чем-то его оскорбила.

Но я недооценил старика.

– Я бы предпочел, чтобы вы называли меня «акун», – сказал он.

Это означало «дед» по хок-кьеньски. Дед тут же улыбнулся, и моя обида сменилась восхищением и теплотой. Изабель с Уильямом вздохнули с облегчением. Потом они, извинившись, вернулись на кухню, а я повел деда на газон, где были накрыты столы.