Дар из глубины веков

Париж одиннадцатого века был большим скученным каменным городком, спрятавшимся за крепостными стенами, чудовищно грязным, с кривыми улочками и грубыми домами. До строительства прекрасных готических соборов оставалось чуть больше века. При внуке и правнуке Генриха и Анны – Людовиках Шестом и Седьмом – аббат и первый министр Сугерий построит самый первый в Европе готический собор в предместье Сен-Дени, который будет поражать воображение современников стрельчатыми арками, контрфорсами, вытянутыми окнами с цветными витражами и островерхими куполами. Такие соборы точно будут звать своих немытых и диких сердцем и душой соотечественников к небесам, к высокому, божественному! Пока что ничего этого не было. И не было на острове Сите в середине Сены собора Парижской Богоматери, его начнут строить только через сто с лишком лет. На спасительном острове Сите пока что стоял только мрачный королевский замок – дом Капетов. В 885 году викинги, проникавшие в города Европы по рекам, проплыли до сердца Сены – острова Сите, вырезая всех на своем пути. Только стены замка и спасли французских королей от неминуемой гибели, потому что норманны – «северные люди» – как правило, пленных не брали, даже членов королевских фамилий. Спустя двадцать шесть лет, в 911-м, французскому королю из династии Каролингов Карлу Простоватому, чтобы остановить экспансию дикарей, пришлось отдать норманнскому герцогу Роллону огромную территорию на севере страны франков, в Нейстрии, с тех пор она называлась Нормандией. Герцоги нормандские никогда не были послушными вассалами французских королей. И прямой потомок Роллона, Вильгельм Второй, спустя полтора века показывал это на деле. Его неуважение к королевской воле Генриха Первого и его статусу монарха было таким явным, что король точно знал: дело кончится большой войной.

– У нас послушные вассалы? – точно читая мысли Генриха, спросила Анна, когда они выезжали на мост, который вел на остров.

А ведь он, Генрих, как раз думал о герцоге нормандском!

– Как вам сказать, моя милая, если их держать в узде, то они могут быть сносны, – ответил король.

Насчет феодальных распрей… Уже очень скоро Анна узнала, что у ее мужа есть прозвище, благородное и отчасти интригующее: «Покоритель». О нет, не женских сердец! Те, кто в ту неспокойную эпоху думал исключительно о женщинах, многого не добивался. Феодальный мир Европы бурлил, как забытая на огне каша, расплескиваясь во все стороны. Все друг друга сжирали поедом. Только зазеваешься, и тебе крышка! Все феодалы друг друга завоевывали, отбирали друг у друга земли, замки, людей. Продавали и отдавали за выкуп и вновь отнимали. Генриха прозвали Покорителем за то, что большую часть жизни он провел осаждая замки непокорных баронов. Ведь он был королем – формально первым из франкских феодалов, но на деле далеко не самым богатым и могущественным. Но король должен был держать марку![14] И он держал ее, напрягая всю свою силу и волю.

Правильно было бы сказать так: Генрих решил жениться между войнами. Отпраздновать начало семейной жизни, налюбиться по-скорому с молодой женой, непременно узнать, что она беременна и уехать на войну.

Чудесный парижский замок короля на острове Сите ужаснул Анну. Это Гуго Капет решил основать на острове Сите свою резиденцию. И рва возводить не надо – Сена! Замок, который именовали дворцом, был страшен снаружи, но внутри оказался еще хуже. Холодные стены, шкуры, пропитанные пылью, грубые матрацы и одеяла. Вековые сундуки вдоль стен. И надо всем этим холодное и непроницаемое оружие: доспехи, мечи, копья и алебарды. Но хуже всего был запах! Даже огонь в гигантских каминах не мог выжечь его, даже свежий ветер с Сены не умел его вытравить!

– Вы ничего не чувствуете, ваше величество? – спросила она у мужа.

– А что такое, сердце мое?

– Запаха…

– Запаха? Какого запаха, любовь моя?

Молодая королева брезгливо поморщила нос:

– Противного…

– Да неужто, солнце мое?

Она убежденно кивнула:

– Еще какого противного!

Немолодой француз повел длинным породистым носом:

– А мы привыкли, душа моя…

– Это вы зря, ваше величество, привыкать надо только к хорошему…

Нет, они не издевались над ней! Не хотели ущемить ее! Короли и его придворные и впрямь не замечали дурных запахов! Они действительно привыкли, как привыкли их отцы и деды. Запахи гнилых овощей и плесени, тухлой рыбы, старья и особенно фекалий – этот запах был практически неистребим! – удушливыми облаками ползли по всему Парижу! Во дворце дышалось еще довольно легко! Можно сказать, тут все дышало здоровьем! Вот узенькие парижские улицы, куда выливались фекалии и помои прямо из окон, это было что-то!..

– А вот у нас в Киеве, – уже в десятый раз за первый час пребывания во дворце вздыхала Анна. – Вот у папеньки моего…

«Вот ведь привереда», – шептались дамы двора, мывшиеся крайне редко, в случае особой необходимости.

Но Анна Ярославна, походив по угрюмым залам, нашлась быстро.

– Цветов! Полевых цветов! – сказала в первый же день королева. – Я хочу, чтобы мне нарвали и принесли во дворец сотни букетов!