Дар Изоры

— «Шаг вперед, два шага назад»!

— «Лучше меньше, да лучше»!

На ее жалобное «я хотела...» беспощадно режет:

— У нас материя первична, а хотение вторично!

В конце концов и Димкин юмор не справляется с тщетой такой игры, он перестает носиться по площадке за двоих, а в какой-то момент швыряет ракетку оземь и уходит в тренерскую.

На следующую игру является снова веселый, все позабыл, слегка пьян, резв и летуч.

— Дима, переподай!

— Бог переподаст!

Работает он в УВД, пьют они там — и всякий раз не просто так, а со значением: то погиб при исполнении товарищ, то новая звезда упала на погоны, суровое мужское братство; на эту-то высокую значительность Димка покупается, она же его и продаст.

Ругался по дороге к остановке:

— Эта марксистская корова; больше меня с ней не ставьте! Вешать их всех на столбах!

И еще.

Мы только поеживались — от Димки разлетались опасные искры злобы, как брызги металла при разливке, — и пугливо помалкивали, и тут Илюша наш и говорит:

— Знаешь, Дима, ты злословь где-нибудь в другом месте и без нас. Мы приходим сюда отдыхать и расслабляться, а не судить и приговаривать.

Круто так обозначил позицию, и всем полегчало, в том числе и Димке.

Когда Димка не приходит на игру, в зале полтора часа тянется тихая тягомотная скука.

Грех праведника

Наша Ника, переводчица, что устроила нам «Легенду о Нарайяме», меланхоличная и лишенная эмоциональной подвижности, иногда впадает в такой транс — глаза хмелеют, тихо накатывает женское бешенство.

Тренер Макс, конечно, выручает ее по-товарищески.

Отыграет Ника укороченный сет (по три гейма играем на вылет: проигравших заменяет другая пара) и исчезнет из зала. Вот уже и следующий сет доигрывается, скоро Нике снова на площадку, а она все еще в тренерской.

— Успеем лишний гейм сыграть? — обсуждают игроки.

Нет, побеждает мнение, не успеть. «Макс быстёр», подразумевается. Не вслух. Илья справедливо говорил, мы приходим сюда отдыхать, а не устраивать моральное судилище.

Вот возникает Ника, румяная, становится на площадку.

Играет с ней в паре обычно Илья. С ним хорошо: к победе не ревнив, из-за пропущенных мячей не убивается.

Это с Димкой не приведи Господь проигрывать: чувствуешь себя жуткой скотиной, и Димка удавится, если не выспорит мяч в свою пользу, а Илья уступит, Илья человек благородный: за своими мячами побежит, по пути и чужие из углов достанет и всем раскатает.

— Батя, у тебя слабый замах слева! — басил на площадке рослый юноша, которого он привел однажды. А мы и не подозревали, что у него такой сын. На голову выше отца.

Маленького роста мужики обычно преподлейший народишко, мстительный, злой, но не Илья.

Однажды вечером — уже одиннадцать часов — уходим с игры, переоделись, в женской раздевалке осталось одиноко висеть пальто Ники, а самой ее где-то нет, да и Ильи, как выяснилось, нет, а мы его ждем, чтобы вместе идти до остановки, животрепещущие темы обсуждать, Илья человек мудрый, мнений веских. Ну как, мол, Илья, насчет развала империи: поможет это в оздоровлении жизни или напротив? И он рассудительно приведет примеры — Рим, Германия, Япония, — когда распад империй приводил к расцвету. Дело в том, мудро объяснит, что в старом организме поражена вся кровеносная система: склеротические бляшки сплошь тормозят ток крови. Эту систему уже не вылечить, надо заменять ее новой.

Так вот, мы его ждем, а он где-то запропастился, только одежда его висит в мужской раздевалке.

А Дворец спорта большой, закутков много.

И тут он пробегает мимо с сигареткой, сам какой-то взъерошенный, не в себе. Натыкается на нас — как будто не ожидал увидеть.

— Идите, братцы, без меня, я тут...

Но так и не придумал, что «тут», чистый человек, навыка вранья никакого, покраснел.

—...пригласили... — пролепетал.

Ну мы и пошли, оставив на весь ночной Дворец спорта Нику, Илью и тренера Макса.

Директор дворца, говорят, из окон своей квартиры бдит, чтобы после одиннадцати, когда все занятия кончатся, во Дворце спорта не светилось ни одно окно, иначе выволочка наутро.

Но мы надеялись, что ребята наши ведут себя аккуратно и ничего не зажигают.

Впоследствии это никогда не повторялось, наш неревнивый и нежадный Илья играл с Никой по-прежнему предупредительно и заботливо, а к исчезновениям ее в тренерскую на пятнадцать минут относился абсолютно спокойно.

У праведников ведь другая психология, чем у нас, они и согрешат — не так, как мы.

Макс

Перепали ему дивной красоты печальные глаза. Видно, многое было ему дано от природы, да не пригодилось.

Скучает ужасно. Включит в тренерской телевизор, выключит его, ах. Возьмет гитару, запоет, отложит в сторонку...

В молодости был джазмен, пел в ансамбле...

Слишком мало взяла жизнь из того, что он готов был ей отдать.

Все пропадает в нашей системе без пользы, и люди тоже. Не в коня корм. Такой уж конь.

— Давайте как-нибудь соберемся, посидим, попоем!..

Но так и не собрались пока.

От душевной неприкаянности Макс подружился с Ивиком, официантом.