Дар кариатид

В Париже воспоминания об окрестностях родного замка с их лесами и тихими озерами обычно вызывали у Феликса ассоциации со скукой и ленью. Но при первом же (после стольких лет разлуки!) соприкосновении с их живительной свежестью душа Феликса, уставшая от бесплодных стремлений, наполнилась покоем и тихим счастьем.

Целыми днями Феликс охотился, скакал на конях и, наконец, заскучав по светской болтовне в гостиных, принялся наносить визиты соседям.

Маришю Феликс помнил еще совсем юной, неприступной холодной красавицей. Теперь он ожидал увидеть соседку этакой приувядшей розой, но, к его удивлению, Маришю не только не утратила красоты, но даже как будто еще больше похорошела, стала нежнее и мягче.

На смену былой надменности пришла гордая покорность судьбе, так красившая холодную красавицу. Чуть больше теплоты во взгляде, чуть больше приветливости в голосе этой очаровательной женщины, и закостенелое сердце холостяка оттаяло бы, запело, как в юности.

Но Маришю словно нарочно удерживала ухажёра на расстоянии, словно боялась полюбить сама. Тем не менее, утончённая красавица, сочетавшая в себе беспечность парижанки и благоразумие славянки, очень нравилась Феликсу.

Каждый раз она встречала его в новом платье — то пламенно-красном, то невинно-голубом, то спокойно-зеленом.

Расцветки были разными, но фасон Маришю выбирала всегда один и тот же — на манер вечернего туалета, несколько старомодный — пышный низ до пола и глубокое декольте, соблазнительно подчеркивающее полную грудь.

Как ни странно, Феликс легко нашел общий язык с Яноком. Оба любили охоту и женщин. Но, главное, Феликс был богат и знатен, а к тому же умен и недурен собой, а значит вполне подходящая пара сестрице Маришю.

В замке на горе начались приготовления к свадьбе.

Решили венчаться в Варшаве, в костеле Святой Анны.

Отвергнув десятки фасонов готовых свадебных платьев Маришю решила, наконец, сшить у портнихи светло-розовое платье с недлинным шлейфом.

Немецкие войска, между тем, подходили к Польше.

Свадьба была назначена на начало марта. А в начале февраля Маришю с Яноком оказались в холодном грязном вагоне поезда, в котором везли в Германию польских узников. В другом вагоне этого же поезда ехал Феликс.

Судьба раскидала жениха и невесту по разным городам. Маришю с Яноком попали в Берхерверк. Феликс — в Мюнхен.

Первое время Маришю тосковала по жениху, но не менее болезненно, чем разлуку с любимым, гордая полячка переживала унизительность и тяготы своего нового положения узницы.

Длинное красное платье, в котором она приехала из Польши, пришлось сменить на будничные, в которых было удобно ходить на работу.

Постепенно Маришю свыклась с мыслью, что ей до конца своих дней придется прожить в убогом бараке, и, как ни странно, эта внезапно открывшаяся безрадостная перспектива, принесла аристократке облегчение.

А вскоре пришло длинное письмо от Феликса, каким-то образом разузнавшим, где теперь живет его невеста. После целой страницы объяснений в самых нежных чувствах, жених коротко сообщал, что, возможно, скоро им удастся увидеться.

Он пламенно уверял, что по-прежнему беспрестанно думает о ней и в конце лаконично приписал, что, возможно, скоро они смогут увидеться.

Феликсу стоило больших усилий, чтобы его перевели в Лангомарк, но в конце-концов старания увенчались успехом, и как только представилась первая возможность, князь пожаловал в Берхерверг.

Но встреча эта мало походила на свидание двух страстно влюбленных. Черты жениха успели стереться из памяти Маришю, и теперь плохо выбритый и в обносках он казался ей незнакомцем. Довольно милым, но не более того. Разочарован был и Феликс. От проницательного взгляда чуткой аристократки не укрылось, как удивленно посмотрел жених на ее слишком худые ноги. Больше Феликс в Берхерверг не приходил.

— Znalazła się tutaj jedna z grubymi nogami, — зло закончила Маришю свой рассказ. — Sama do niego chodzi w Langomark. Нашлась тут одна с толстыми ногами. Стефа. Сама к нему ходит в Лангомарк.

Маришю натянуто, но вполне весело рассмеялась. Нина грустно улыбнулась.

Ей было жаль красавицу.

Глава 34 Лики скорби

Чахотка. Страшное слово не произносили в бараке, как будто оно было магическим словом-заклинанием, способным навлечь самые ужасные напасти. Почти никогда. Но весь потолок в бараке был облеплен сгустками мокроты с примесью крови. Как голодный волк, смерть бродила по окрестностям Лангомарка, высматривая добычу. Самой лёгкой добычей была Анастасия. Она передвигалась все с большим трудом и почти все время молчала. Говорить было трудно из-за постоянных приступов кашля.

На деревьях чахли листья, падали на землю.

В конце осени Анастасия перестала ходить на работу. Кристоф ни о чем не спрашивал. Было ясно итак, что больная не проживёт и полмесяца.

Анастасия умерла в пятницу, когда все были на работе. Внизу на нарах тихо плакали Надя и Павлик.

Иван молча обнял младших детей. Лицо его стало неподвижным.

Илья и Володя сдавленно зарыдали.

На следующее утро узники сообщили в лесу скорбную новость Кристофу. Мальчик молча кивнул и сел на велосипед.