– Все дело в этом снимке, – начала она. – Понимаешь, горничная из «Парусника», некая Аллочка, сказала своей матери, что видела хозяина гостницы на лестнице уже после того, как обнаружила его мертвым в кабинете. Такого, по логике вещей, быть не могло, и она в конце концов решила, что перепутала последовательность событий. Но дело в том, что я тоже видела его в ту ночь, когда металась в дыму по своему этажу. Но и я также не была уверена, что это было уже после того, как он умер. Здесь, на снимке, видны большие напольные часы. Стрелки показывают время: полночь. Ну, пусть будет двенадцать часов. Но часы остановились. Во-первых, в статье корреспондент пишет, что ему удалось прорваться в гостиницу только после двух. До этого времени его мучили со всякими формальными бумажками, чем он был возмущен до глубины души. После двух! А на часах – двенадцать. Кроме того, стекло на них разбито, и это также говорит о возможной неисправности механизма.
– Ну, допустим, ты убедилась, что видела двойника Хвороста уже после того, как сам он умер, – скептически хмыкнул Герман. – И что это дает? Какая связь с Клоновым?
– Да самая прямая. В этом деле постоянно встречаются двойники. В каждом из четырех случаев видели кого-то очень похожего на самих убитых. Не догадываешься, откуда они все взялись? Такие разные и так похожие на оригиналы?
Она выжидательно уставилась на Германа, но тот затряс головой и поднял кверху руки.
– Ладно. Даю еще одну подсказку. Та девушка, Аллочка, погибла очень странной смертью – разбилась в неуправляемой машине…
– Что же тут странного? – перебил ее Герман.
– Да погоди ты. Девушка не просто не умела водить машину, а панически боялась любого транспорта! Фобия у нее была такая, ясно? Так вот. Теперь, когда ты собственными глазами видел, что Клонов проделал с Фрэнком, ты не станешь пытаться запихнуть меня в дурдом, если я скажу тебе, что Оскар Егорович – настолько сильный маг, что был способен вызвать органическую жизнь в любом предмете. Даже неодушевленном. Теперь еще раз посмотри на снимок и ответь мне – откуда брались двойники?
Герман более внимательно присмотрелся к фотографии и прошептал изумленно, точно не веря самому себе:
– Портрет?
– Гениально! Именно портрет! Живопись, особенно талантливая, явление само по себе граничащее с мистикой. Иногда, к счастью, нечасто, гениальный мастер, написав портрет, может тем самым убить свою модель, хотя у него самого и в мыслях нет ничего плохого. Взять хотя бы великого Рембрандта. «Данаю» видел?
– Ты что, меня совсем за малограмотного держишь? Видел, конечно, – обиделся Герман.
– Ну так вот. Для этого полотна, так же как и для некоторых других его великих творений, позировала его собственная жена Саския. Она умерла молодой. Что-то около тридцати. Но это еще не все. Он написал портреты своих детей. И что же? Четверо скончались совсем крошками, а последний едва дотянул до двадцати семи. Или Гойя. Его «Маха» тоже шедевр. Говорят, что герцогиня Альба в жизни была не менее прекрасна. И что же? Умерла молодой, спустя три года после знакомства с Гойей.
– Знаю. Кажется, даже кино недавно сняли про эту историю. Только там говорилось что-то о ядовитых красках.
– Краски тут ни при чем. Да ладно. Вернемся к Клонову. Он пошел еще дальше. Понятия не имею, где он раздобыл заклинание по одушевлению, но суть не в этом. Он знал, как этого добиться, и решил воспользоваться своим знанием, чтобы разделаться с теми, кого ненавидел.
– Но он же говорил, что не держал на них зла.
– И не врал, между прочим. Сам посуди: набедокурившие в юности дружки много лет замаливали грехи, помогая Клонову всеми возможными способами. И он простил их. Нет, не простил, но, скажем так, не собирался мстить. Живые и здоровые они были ему полезнее. Все изменилось в тот день, когда он впервые увидел Сандру.
– Сандру?
– А чему ты удивляешься? Между прочим, девушка была очень даже хороша. Даром что дурочка и мотовка. Вспомни, твой отец, встретив ее, тоже потерял голову, да и тебе она очень даже нравилась…
– Перестань. Я прекрасно знал ей цену и пользовался только как подстилкой.