Дар любви. Воспоминания о протоиерее Феодоре

Архиепископ Тираспольский и Дубоссарский Савва (Волков)

В октябре 2000 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия я летал в Венецию и в полете пережил событие, память о котором не оставляет меня по сей день. Именно оно и побудило меня внести лепту в воспоминания об отце Феодоре. К сожалению, закончить работу к первому изданию книги «Дар любви» я не успел. Так бы и остались под спудом мои воспоминания, но, узнав, что книгу решили переиздать с дополнениями, предложил их для публикации.

Отсчет времени моего знакомства с братьями Соколовыми начинается со студенческой поры – счастливейших дней, прожитых в лавре преподобного Сергия.

В семинарии у меня было послушание ухаживать за ныне покойным профессором догматики Василием Дмитриевичем Сарычевым (монахом Василием), который был тяжело болен, у него был рак. Жил он при академии в комнатке, а я все время находился при нем. А на день памяти святой княгини Ольги в 1980 году он у меня на руках умер. Но кроме этого, я еще пел в хоре у отца Матфея (Мормыля) вместе с будущим владыкой Сергием, бывшим уже тогда старшим иподиаконом Святейшего Пимена. Кто-то из иподиаконов Патриарха был переведен, и у них образовалась вакансия. Произошло это вскоре после похорон Василия Дмитриевича. Сергий мне и говорит: «А ты не хотел бы к нам? У нас освободилось место первого тенора. Нужно помочь в иподиаконском деле, но там нужно и петь». Как сейчас помню этот день. Было начало осени, мы с ним прогуливались возле Патриарших покоев лавры. Предложение его мне было очень лестно, но и страшно. Сердце забилось! Ответил я ему как-то уклончиво, что-то вроде «вряд ли смогу, я этого делать не умею».

Иподиаконское послушание у какого-нибудь архиерея нравилось далеко не всем, и у каждого из нас, семинаристов, были свои причины для того, чтобы миновать его стороной. Мне, например, вместе с теперешним владыкой Арсением, а в ту пору Юрой Епифановым, довелось побывать в Эстонии на служении с митрополитом Таллиннским Алексием (будущим Святейшим Патриархом), тогда еще я и увидел, как это сложно, трудно. Потому я и избегал этой чести. К тому же довлел надо мной «комплекс провинциала». Если в электричке я попадал с иподиаконами в один вагон, всегда старался сидеть где-нибудь в сторонке от них. Издалека, словно гадкий утенок на стаю лебедей, смотрел я на шумную компанию ребят, весело и живо что-то обсуждавших. Я-то простой деревенский паренек, а они почти все москвичи, образованные, культурные.

По-видимому, мой аргумент отказа от иподиаконства Сергий сразу отмел, но мне ничего не сказал. Через короткое время я попал в лазарет, и там меня навестил отец Феодор. Принес мне яблочко и сказал: «Выздоравливай поскорее и приходи к нам. Мы для тебя место держим». Смело так зашел, хотя до этого наше знакомство было шапочным. Но Феодору я тоже ответил, что вряд ли смогу. После смерти профессора Сарычева мне дали новое послушание – сопровождать различные делегации, посещавшие лавру, да еще остался хор у отца Матфея. Этим я и прикрывался.

Наступили зимние каникулы 1981 года. После Рождества я уехал домой в Саранск и вдруг дома получаю телеграмму за подписью старшего инспектора академии игумена Елевферия: «21 января быть в Богоявленском соборе на службе святителю Филиппу, митрополиту Московскому».

Тут же собрался, первым поездом приехал в Москву. В лавре доложился старшему помощнику инспектора, а мне говорят: «Вы должны быть сегодня в Переделкине». Вместе с отцом Агафодором (теперешним наместником Донского монастыря) мы добрались от Патриархии до домовой церкви Патриаршей резиденции. Служба началась в 18 часов без Святейшего, он задерживался. Пели втроем: отец Сергий, отец Агафодор и я. Поначалу я волновался, но не очень сильно. А как Святейший Пимен появился, приехал с отцом Феодором, да еще встал рядом со мной, я от волнения стал жутко фальшивить. В кармане брюк у меня была иголка, и я стал колоть себя, чтобы как-то встряхнуться. На мою фальшь Святейший ничего не сказал. Тут же рядом стоял Сергий, замолвил за меня слово, сказал, что пою первым тенором, но только начинаю. Сергию про иголку я рассказал, и потом при встречах частенько мы с ним смеялись, вспоминая этот эпизод.

На следующий день Святейший служил литургию, причащался. Перед службой отец Феодор попросил меня, чтобы я вышел с умывалом. Было это много лет назад, и прическа у меня была не такая, как сейчас. Иеродиакон Пантелеймон и отец Сергий во время чина омовения подняли с моей спины полотенце и им мою шевелюру снесли, а потом, когда опустили полотенце, волосы как бы убрали. Святейший тогда громко сказал: «Ну, вот и причесали». Сказал громко, конечно, но так, чтобы слышали только мы втроем.