Он выглянул из комнаты и бесшумно выскользнул прочь.
Спустя 10 минут, показавшихся Лео вечностью, Рафаэль вернулся, порылся у себя под подушкой и, достав коробок, зажег сразу три свечи.
- Вот, – улыбнулся он Майки, поставив их на пол. – Теперь не темно и даже теплее станет.
Оказалось, что за время его отсутствия Лео успел завернуть Майки в два одеяла и устроить его голову у себя на коленях, так что на Рафаэля смотрели только нездорово блестевшие глазищи, да едва виднелся нос.
- Раф… спасибо. А можно мы в день рождения опять поиграем, а?
- Конечно, – Лео улыбнулся Майки и погладил его по щеке. – Только Донни разбужу сейчас. У нас же подарок для тебя есть.
Майки восхищенно охнул и сел, а Раф осторожно пихнул Донни ногой.
- Эй, – позвал он. – Просыпайся уже. Пора подарки дарить.
Спустя час Майки все же заснул в кровати, крепко прижимая к себе уродливого зайца, сделанного из наволочки и набитого перьями.
- А я все гадал, куда вы подушку Лео дели, – сонно улыбнулся он, прежде чем провалиться в сон. – Думал, порвали и спрятали, чтобы Мастер не наругал вас.
- Так и есть, бро, – проворчал Рафаэль, устраиваясь рядом. – Так и есть.
Они заснули, свернувшись одним клубком все вместе, позволив себе оставить гореть одну свечу и укрывшись вперемешку всеми одеялами сразу.
- Она была очень теплой, та ночь, – Сплинтер опустил голову.
Раф незаметно погладил его сжатые в кулак пальцы и прикрыл глаза, а Лео вдруг вскинул взгляд, как будто что-то припомнив, и хлопнул Майки по плечу.
- Бро, чайник закипел, поможешь принести чашки на всех?
Майки оторвался от игры и посмотрел на часы на стене.
- До Рождества пять минут осталось.
- И хорошо! – Раф улыбнулся ему и кивнул. – Быстрее пролетят, пока за чашками ходишь, и пора уже будет подарки открывать.
Майки просиял, отложил приставку и поспешил следом за старшим братом на кухню.
- Он не помнит этого, – Сплинтер опустил голову совсем низко, проводив его взглядом. – И я не хочу, чтобы вспомнил.
Донни поднялся с пола и занял место Лео за креслом Учителя, положив руки ему на плечи.
Эйприл едва не вздрогнула в очередной раз за этот вечер, поймав в воздухе острое, как запах уксуса, чувство горечи, которая сквозила в голосе Сплинтера, и ту незримую поддержку, которую старались оказать ему его сыновья.
Рафаэль сильнее сжал пальцы отца, сплетая со своими, а Донни погладил Мастера по плечам.
Эйприл не понимала происходящего. Она чувствовала, что конец истории еще очень далек, но уже не верила в нее.
Мудрый Мастер Сплинтер не мог быть таким, как сам о себе рассказывал.
Он же справедливый, добрый и очень ласковый…
- То, что я расскажу тебе дальше – самая страшная и горькая страница нашей истории, хотя тогда я так не думал. Дня не проходит, чтобы я не раскаивался и не жалел о содеянном. Моя роковая ошибка, за которую сполна расплатились мои мальчики.
Он сжал руку Рафаэля сильнее, в этот раз не ища опоры, а словно прося прощения, и поднял голову.
Сплинтер был в ярости.
Заглянув утром, чтобы разбудить учеников, он обнаружил в их комнате на полу огарки своих любимых белых свечей, которые берег для празднования дня рождения Мивы.
Первым порывом было ворваться в комнату и немедленно потребовать ответа, но он сдержался.
С трудом задавив в себе ярость, он холодно разбудил учеников и сказал, что ждет их в додзе. А после поторопился уйти, пока застилавшее глаза бешенство не вырвалось наружу.
«Идиоты мелкие! Чуть не спалили дом и себя заодно вместе с ним! Чем только думают?!! Где мозги вообще?! Так предать мое к ним доверие!..»
Он метался по залу до их прихода, так и не найдя в себе сил успокоиться, а лишь распаляясь еще больше.
- Сядьте, – сквозь зубы потребовал Сплинтер, когда ученики построились перед ним. – Я хочу с вами поговорить.
Черепашата послушно сели в линию и уставились на него немного удивленно и вопросительно.
«Еще делают вид, что не понимают, в чем дело!!»
- В нашем доме произошло недопустимое, – тихо-тихо, еле удерживая себя, заговорил Сплинтер. – Кто-то научился красть. Воровство, когда это вынужденная мера в вопросе выживания, можно принять как испытание духа. Воровство же в стенах дома, который дал вам приют, пищу и покой – чудовищное преступление.
Ученики молчали. Лишь отвели взгляды, уставившись в пол.
Сплинтер с трудом перевел дыхание, понимая, что у него дрожат руки от ярости.
- И я хочу знать – кто из вас это сделал?
Молчание.
- Кто?! – голос сорвался на рычание. – Кто посмел пробраться сюда ночью и украсть?!
Слабое эхо катнуло отголосок последних слов, заставив черепашат вздрогнуть.
- Вы думали, я не узнаю?! – Сплинтер уронил голос до свистящего шипения. – Думали, что можно плевать мне в душу за все, что я для вас сделал?! Кем бы вы были, если бы я вас не подобрал и не выкормил?! Где ваша совесть?! Кто из вас это сделал?!!
Ему снова ответило упрямое напуганное молчание, вызверившее окончательно.
Они не хотели сознаваться. Более того, Сплинтер не чувствовал ни в одном из них ни капли раскаяния.
Страх – да.
Даже гнев мелькал.
А вот осознания содеянного не было ни капли.