Дар Павшего. Восход Черного солнца

Но, шучу. Шучу конечно. Есть у меня, один очень хороший и грамотный специалист. Червонец нарисует так, что ни один сбербанк не распознает — ха, ха. — Но, это всё лирика, далёкая от насущного положения вещей. Сейчас меня больше вот, что шибко интересует. Мою монету японскую, когда выкупать будем, а?

— А, то. Спрашиваешь. Вот сейчас и начнем. Я всю свою заначку, между прочим принёс. — девушка, можно вас на секундочку! — обратился Коля к знакомой официантке.

— Пригласите пожалуйста к нам управляющего. Нам тут дело одно, обсудить надо бы.

И вот, уже через минут пятнадцать, старая и очень ценная японская монета, продав которую через аукцион Кристи или Сотбис, можно было бы купить весь этот бар, была снова в руках Семёна.

— Бог есть. Японский бог! Моя ты лапонька… Моя Цыпа. — так выразительно произнёс вновь обретённый владелец, что любой Станиславский произнёс бы в ответ — пренепременнейше и безапеляционно — «Верю!».

Но, теперь, стало быть. Перейдём от ваших баранов, к нашим профессорам.

Да, друг мой, ты не ослушался — мой нужный человек, именно профессор. И является настоящим доктором наук, именно в нужной тебе категории. Он профессор по всей этой исторической дребедени, вроде датировок и тому подобных вещей. Полжизни он провёл ковыряясь в различных местах раскопок по всему миру, а сейчас потихонечку штаны просиживает в нашем НИИ. Вот сейчас допью свои, ещё пару кружечек, и сразу же я ему позвоню. Сразу! Клянусь Хлебом! — и немного подумав, добавил — Хлебом и Зрелищами! От одного хлеба, толстым можно стать и ленивым… А, я не такой.

— Ловлю на слове. — девушка, можно Вас на секундочку? Подозвал официантку Николай — светлого, две. Но, только этому уроду. Мне же, одну красного. И сухариков ещё, только без чеснока, пожалуйста.

И выразительно показал пальцем на того, кого следовало считать «уродом».

— Я, не обидчивый, между прочим — меня на мякине не проведёшь. — мне тоже ещё одну красного, — я не встану и не уйду. Не дождётесь! Как говорил мой друг Рабинович. — Неситесъ свеженького. А я его на свежесть то и проверю. Вот возьму, да и проверю!

— Ну, да и хрен с тобой, давай только поскорее. А то мне телеграмму, Сверхмолнию ещё в Тель-Авив отсылать… Половину, твоего дополнительного красного — мне оставишь. — не спорь!

— Да, да. Несомненно, оставлю. Я — добрый. Теперь же, вот смотри, мой либефройнд, мой мучо комрад, как я уже набирать нумерацию начал… — Аллё, Степаныч? Да, да, только Вашими молитвами… Сам то как? … Да ты, что? … Серьёзно? … Не может такого быть! Проиграли? — вот гады …

И так продолжалось, как минимум минут двадцать. После чего, была произнесена сакральная фраза: — Ах да, Степаныч. Чуть не забыл, чего я тебе звонил то. Мой один очень, да очень хороший, а не как ты подумал вначале, друг — приобрёл по случаю, какую-то безделушку на развале. Хотя сам утверждает, что будто бы нашёл под бабкиным комодом. Не мог бы ты на эту безделушку глянуть по случаю? — Премного благодарен буду. А то, как же… Обижаешь! … Во сколько? …

— Так. У нас есть примерно полчаса, чтобы добраться до Пушкинской. Иначе Степанович, на какое-то совещание отправится. И тогда, придётся ждать как минимум — до завтра. Они после своих совещаний обычно пьянствуют. Вещица с собой? — Посмотрев на часы, произнёс серьёзно и даже без тени ехидства Сёма.

— Да, прихватил конечно, как чувствовал, что пригодится. Видишь — карман пупырится.

— А, ну-ка, покажи? Так, действительно, интересная штучка. Язык такой, что тут выгравирован, я впервые в жизни вижу. И текстура очень интересная. Ха — или я дурак, или он — гладкий, блестящий и шероховатый одновременно. Да, не зря Степаныча потревожил. Ну, что же, тогда выдвигаемся. На моторе поедем, или как?

— Я, что — дочь Абрамовича, по-твоему? Пешком пойдём, если конечно ты сам оплатить за такси не хочешь. Или ты жиром заплыл, и пары шагов лишних уже не сделаешь?

— Не, не заплыл. Я бегаю по утрам. В магазин, правда. Но бегаю. — К тому же, ты в курсе, что я временно на мели. Тем более, что говорят, будто бы пешком полезно иногда ходить. Потопали.

— Вот именно, что полезно. Но, не иногда, а постоянно. И не в магазин, а по стадиону — как я, например, делаю. Почему думаешь, я тачку себе до сих пор не приобрёл? А всё оттого, что я сто пятьдесят лет собираюсь прожить!

— Ага, сто пятьдесят лет собрался он прожить. Раскатал губу. Дольше ста сорока девяти с половиной лет — не живут! Дальше, это не жизнь, а сплошное расстройство. А, тачку ты себе не берёшь, потому что у тебя бабок нет. Ха.

Ну, да ладно о приятном трындеть — попёрли, что ли уже. — со вздохом, будто бы его на каторгу ведут, резюмировал Семён. — И друзья, покинув гостеприимное заведение, отправились пешком. По самому солнцепёку.

Вообще то, если никуда не спешить и не ставить себе временных ограничений, то по Владивостоку ходить-бродить, это сплошное моральное и физическое удовольствие. Подъёмы, спуски, ровные места. Современные архитектурные композиции, и вкрапления исторической застройки. И всё это, сопровождается неизменными, радующими глаз, видами.