Дар полночного святого

- На королевскую яхту. Прежний владелец апартаментов - он давно уже в Америке - сделал все эти балки, перекрытия, деревянную обшивку и даже печку - притащил изразцы из старого дома, предназначенного на снос. В заброшенных домах подобрана так же меблировка, детали интерьера и вон тот витраж.

- От двери старой парикмахерской! Какие чудесные головки! Особенно привлекателен господин с бакенбардами.

- Здесь, конечно, здорово работать. Смотри - спящие дома внизу, эти дворы, крыши... Можно часами разглядывать. - Обняв Аню за плечи, Карлос подвел её к большому - от пола до потолка - окну.

- Хочется рисовать все это... Ага! Я права, - оглядевшись, Аня заметила среди стоящих вдоль стены картин на подрамниках синее полотно. Квадратный дворик, вымощенный булыжником, виден сверху, замкнутый в кольцо безглазых, темнооконных домов. Лишь в одном из них горит свет, притягивая взгляд. Но ничего, кроме света в окне нет - пустой желтый квадрат.

- Ерунда! - Карлос повернул раму к стене. - Я иногда балуюсь красками, но никогда не сделаю ничего стоящего. Как в музыке или танце. Человек с множеством мелкокалиберных дарований.

- Но ведь это просто здорово! - Обойдя мольберт, Аня остановилась перед большим, почти завершенным полотном.

- Похоже на портрет Иды Рубинштейн, сделанный Серовым.

- Просто потому что сидящий мужчина изображен с голой спиной и явно танцовщик. Хоть и без перстней на ногах. - Усмехнулся Карлос, легонько отталкивая Аню от картины.

- Автопортрет?

- Что? - Карлос засмеялся. - Вилли рисовал Нижинского в роли Фавна. Я только позировал. Вилли - хороший художник. У него много заказчиков, особенно в Европе. Этот Нижинский - для частной галереи в Париже. Вилли Гордон - не слышала?

- Англичанин?

- Российский еврей с прибалтийскими кровями.

- Мастерская его?

- Не совсем... Садись-ка вот сюда. Я сейчас вернусь...

Аня послушно опустилась в очень низкое, покрытое цветным полосатым ковриком кресло.

Чужая комната, высокий, скошенный потолок с темными деревянными балками, на балках - обломки скульптур, старая медная посуда, велосипедные колеса, обвешанные радужно переливающейся металлической стружкой, граммофон с раструбом, чудесная печка в потрескавшихся изразцах, изображавших наивно-лубочные пейзажи. Горка колотых чурок на жестяном фартуке перед распахнутой дверцей и огромный, толстый, когда-то очень шикарный, а ныне нещадно вытоптанный и вылинявший ковер. Зазвучала музыка - что-то электронно-космическое.

- Это "техно". Вил пишет под неё фантазии на темы Босха... Послышался голос Карлоса. - А нам, пожалуй, лучше послушать это, правда? Медленно зазвучал барабанчик равелевского "Болеро".

Он появился с подносом и поставил его на столик за спиной Ани.

- Погоди, не смотри, следи только за моими руками. Раз! - Чиркнула спичка, в печке вспыхнул огонь. - Не буду закрывать дверцу, люблю смотреть, как танцует пламя... Два! - погас ряд ярких лампочек, освещавших центр мастерской. - Три!

Карлос сдернул лиловую косынку - на чеканном круглом подносе оказалась бутылка вермута, два бокала и апельсин.

- Еще есть сыр и коробка шпрот. Но к лиловому они не идут. Скажешь, когда захочешь.

- А что я ещё должна сказать?

Он сел на ковер у её ног. Достав перочинный нож, вонзил его в апельсин.

- Скажи, что волновалась, пока я был в парикмахерской. А я скажу, что сделал это ради тебя. - Тогда ты скажешь, что догадалась, и поэтому назвала меня Карлосом... А я признаюсь, что... Тсс... Молчок. - Палец прижался к её губам. - Выпьем за диалог без слов.

Они чокнулись со звоном, не глядя друг на друга, выпили. Он чего-то боялся, этот Карлос. Аня чувствовала, как излишне бойко звучит его голос.

- Ты хочешь забыть Ларсена? - Догадалась она и положила ладонь на его жесткие, кудрявые волосы.

- Очень хочу. - Он прижался щекой к её коленям. - Помоги мне - ты мне так нужна...

И тут лавина сорвалась с места - торопливые руки, снимающие одежду, горькие от вермута губы, апельсиновый дух, жар из открытой печи - все вплелось в ускоряющийся ритм болеро. Дрожащий отсвет пламени ласкал два тела, слившиеся в любовном танце.

"Может, ради этого и в самом деле стоит жить?" - промелькнуло в сознании Ани, не испытывавшей до сих пор ничего подобного. - "Это и есть близость. Блаженство. Страсть... Это значит - быть женщиной..."

- Я люблю тебя, - прошептала она. - Я - твоя женщина.

Карлос замер, вздохнул, закинул словно в мольбе голову и вдруг разомкнул объятия. Он лежал рядом с ней на ковре, глядя в огонь широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами.

- Что-то случилось? Что? - Она прижалась к его груди, накрыв плащом длинных волос, золотисто-медных в отсвете пламени.

- Полежи спокойно, детка... Давай, не будем торопиться. Я так долго ждал этого. Семь лет... Оказывается, это много.

- Хочешь сказать, слишком много? У тебя есть другая?

- Тсс! - Карлос закрыл нежным поцелуем её губы. - Помолчим... Только не плачь. Мы устали - скоро утро. Там, в маленькой комнате, есть чудесный скрипучий диван. Поспи... А мне... мне надо порисовать...