Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

— Помнишь, славный, как прибыл во Киев сей купец-боярин, ты его спрашивал: мол, какой дорогой следовал, мой волыньский гость. Отвечал тебе, Красно Солнышко, гость негаданный, что езжал он путем прямохоженным. Так, в глаза нам врал Дюк, насмехался! Над тобой, светлый князь, издевался. Как от Венедии богатой до самого града стольного прямоезжая дорога заколодела, замуравела. Ведь на том пути три заставы — три преграды есть на дороге той. А ни пешему, ни конному прохода нет.

— Ты Чурила малость перепил, — отвечал тогда волыньский гость, — Ныне есть дорога прямоезжая! На заставе первой я побил зверье! На второй заставе змей порубил, покончил! Как подъехал к третьей заставе — глядь, там сходятся горы толкучие… Пораздвинули мы с другами горушки. Езжай смело богат-купец! Веди свой караван! Хочешь — в Вендию, а хошь — на острова Оловянные? Так-то.

Быть бы меж варягом и Чурилой столкновению, да вперед тут вышел калика. Он плечиком случайно двинул — так Пленкович под смех гостей на скамейку сел, да в зобу дыханье сперло у хулителя.

— Ах ты, калика перехожая! Кто таков, чтоб гостей моих толкать! — разозлился тут Владимир, — Как смеешь, чернец, с головою покрытой предо мной стоять?

— Это, князь, мой спутник! — говорил Дюк примирительно, — Не сердись, светлый, на несчастного. Больно лицо у него попорчено, так, чтоб взоры не смущать, он и прячет шрамы рваные.

— Раны красят мужчин, но коль он таков скромник — пусть хотя бы сыграет гостям, пусть потешит их. Усладит слух — награжу, не доставит радости — пусть пеняет на умение! …

Тронул тогда калика звонкие струны и повел рассказы дивные про старинные времена, о князьях былых. Прославлял, негодник, Великий Новгород! Но так речисто славил, былинник, что все заслушались!

Кто ж не помнил прежде о Словене? Он и заложил крепость гордую при истоке из Ильмень-озера. Тем и славен первый князь. Не сыскать мудрей волхва, не найти счастливей воеводы! Шли несметные полки славян, шли на запад, да на север. А в походах пили пращуры — осушали реки бурные. Стереглись тевтоны соседа, дорожили готы миром.

Как рождались по земле славянской дети — были взяты все ко двору княжьему. И велел их Словен воспитывать, точно родные ему, со старанием. И росли люди верные, да учили воеводы ревностно, особливо с юных лет не искать доли легкой, а пытать судьбу, не щадя трудов.

Хладно море Варяжское, суровы его покорители. Нет житья словенам — то поморянин нагрянет, то рыжий свей. И обрушился князь на противников. За Словеном шли сыновья его, а при них-то млады сотоварищи. Стал владыкою стран полуночных Словен, князем стал над князьями, и привлек сердца щедростью да правосудием. С тех-то пор земли на севере прозвались Славию.

А особливо чествовал князь тех мужей ратных, что проливали кровь за него. Щедро награждал, но и жестоко наказывал. Он не жалел себя, но и не щадил тех, кто шел за ним. И тогда разделил Словен полночные земли на пять частей да вручил их достойным людям, на которых надеялся, и имел над всеми свое попечительство. Сам же князь собрал многочисленный флот и ходил до самого батюшки-Дона, воевать водою и сушею народ скифский. Вслед за ним и Север шел на Юг. В покоренных селениях и городищах ставил он столпы великие: «Словен завоевал сию страну честным оружием».

На четырнадцатом году по устроении Великого Новагорода возвращался он из свейской стороны. Старый был, слепый был, и принял смерть на берегу быстротекущей Мсты-реки. Над могилою дружины Словеновы пригоршнями насыпали велик курган, украшали его трофеями…

Затуманились очи княжеские. Сам не свой сидит Владимир-князь, говорит:

— Пой еще, гость мой — калика!

— Я сыграю, князь! — отвечает певец. — Прикажи подать зелена вина, и потешу я слуг твоих ратных да бояр вельможных.

— Добро! Эй! Вина гостям!

И вновь закружилось, завертелось веселие на пиру на княжьем. Гости досуха напивались, наедались они достыта, и опять пошла у них похвальба промеж собой. Иной хвастает несчетной казной золотой, другой хвастает резвым скакуном, третий об удаче своей молодецкой толкует. А об калике все забыли. Сидит Дюк угрюм — ничто не радует купца.

— Ты чего, гость Волынский, не ешь, не пьешь, безутешен сидишь. Отчего ничем не хвалишься? Иль не нравится тебе мой богатый пир? — спросил князь, — Ну-ка, скоморошина! Потешь-ка нас песнею!

И послушные желанию Владимира грянули разноцветные скоморохи, разодетые в бабье платье. Громко, фривольно грянули, под дружный смех гулящих мужиков:

Полюбил меня Микитка-водовоз,
Да повалил на кучу, на навоз.
По навозу я каталася,
А Микитке не давалася!

Отвернулся гость заморский от шутов гороховых:

— Ай, прости ты меня, Красно Солнышко! Но ества на столах мне не в радость, и былички — не к заботам. Да скажи, сделай милость — ты судил ли моего товарища?

Как он спросил, так гости приумолкли.