Дар сгоревшего бога

— Камень… это многое объясняет, — бормотал Роггер.

Тилар покосился на него. Вопроса не задал, но вор и не стал его дожидаться.

— Охотница…

— Мийана, — поправил Тилар. Он помнил, какую цену заплатила богиня за это имя. И предавать его забвению не собирался. — Ее звали Мийана.

Роггер кивнул.

— Она сказала: камень соединил то, что было разделено.

— Да. — У Тилара еще звучали в ушах ее слова: «Кусочек прежнего дома. И его довольно, чтобы помочь одному богу обрести равновесие».

— Боги, живущие в Мириллии, разделены на три части. — Роггер начал загибать пальцы. — Одна в наэфире, другая — во плоти — здесь, третья пребывает в высоком эфире. Но частичка родного мира, видимо, снова делает их одним целым, и это подобно возвращению домой. Когда Мийана взяла камень в руки, к ней слетелись ее эфрин и наэфрин. Как мотыльки на свет.

— Похоже на то, — сказал Тилар.

— В таком случае стоит основательно разобраться с тем, что произошло.

Возможно, это тоже могло помочь справиться с пережитым. Размышление и понимание…

Брант и Дарт, прислушиваясь к разговору, подошли ближе. Вор кивнул в сторону девочки.

— Ты помнишь, что говорил о гуморах Дарт мастер Геррод? Почему в них нет Милости?

Тилар одернул его сердитым взглядом. Об истинной природе Дарт знали немногие.

— Помню, — сказал он коротко.

Дарт была дочерью богов, но родилась в Мириллии. Не разделенной. А по мнению Геррода, Милость у богов появилась именно потому, что они были разделены. Их сущность как бы растянулась на три разных мира, и растяжение это породило силу в гуморах. У себя же в королевстве, когда оно было еще целым, боги Милости не имели.

Роггер сменил тему:

— Когда Мийана взяла камень, в ней что-нибудь изменилось? Сила не уменьшилась?

— Милость в ее глазах как будто погасла, — ответил Брант.

— Вот! Как только камень сделал свое дело, Милость пропала. И поскольку песня-манок действует только на тех, кто Милостью осенен…

— Мийана освободилась, — закончил Брант. — Песня утратила над ней власть.

— Или власть ее ослабла. Мне думается, боги не могут стать такими, какими были до Размежевания, ведь они остаются в Мириллии. Просто их недостающие «я» притягиваются ближе. Взять хоть Кеорна. У него был этот камень, и все же он надолго подпал под чары. Правда, в конце концов нашел в себе силы сбежать…

— Если ты прав, выходит, при помощи камня мы можем освободить бродяг. Дать его каждому в руки… — сказал Тилар.

— Возможно. Но тут есть загвоздка. Вспомни, череп Кеорна был насквозь пропитан песней-манком. Камень помогал ей противостоять. Но только когда бог держал его в руках. Как Мийана. Боюсь, если передать камень от одного бродяги другому, первый тут же подпадет под ее власть снова. Может, Мийана покончила с собой еще и поэтому — знала правду.

— Выходит, нужно по камню для каждого бродяги, чтобы их не поработили заново.

Роггер хмыкнул.

— Повезло, хоть этот есть.

Тилар задумался о сказанном. Все лучше, чем вспоминать о пережитых ужасах…

Тут Роггер поманил его к себе и понизил голос:

— Все это наводит на кое-какие догадки насчет Кеорна.

— Какие?

— Мне кажется, он не мог наткнуться на этот камень случайно. Какова вероятность для безумца найти нечаянно чудесный талисман, кусочек потерянного дома? — И, не дав Тилару ответить, увлеченно продолжил: — Готов поспорить, он явился сюда с этим камнем. И поэтому Милость не бушевала в нем, как в его собратьях, и безумием он не страдал.

— Бродячий бог в здравом уме? — Поверить в такое было трудно.

Роггер заговорил еще тише:

— По этой причине он мог и в окраинных землях остаться. Ему не нужно было основывать царство, чтобы обуздать Милость, потеряв таким образом свободу. Разве виры не чуяли в нем что-то необычное? Он сбежал от их следопытов… Да еще Дарт!

— А что Дарт?

— Семя бога редко укореняется. Его сжигает Милость. А семя Кеорна принесло плод.

Догадки Роггера, несомненно, имели смысл. Хотя Тилар охотнее обсудил бы их в кругу мастеров Ташижана. Ибо каждый вопрос, на который отвечал Роггер, рождал еще несколько. Как Кеорну удалось зачать дитя? Почему он никому не говорил о камне? С какой целью скрывался четыре тысячи лет в окраинах? И еще, и еще…

Ответы же, как он подозревал, таились за Разделом. В окраинных землях.

Наконец позади остался последний подъем. На вершине перевала их дожидалась небольшая кучка юных охотников с Харпом во главе. Они ушли вперед, чтобы спустить и закрепить лестницы.

Харп с мрачным лицом подошел к Тилару.

— Все готово. Вот карты мастера Ширшима.

И голос мальчика дрогнул.

Тилар хлопнул его по плечу.

— Нелегкая ноша тебе досталась, такому юному.

— И такому тощему, — шутливо добавил Роггер.

На губах Харпа появилась лишь тень улыбки, и то из вежливости. В глазах застыли усталость и боль. Мальчику пришлось немало повозиться с соплеменниками, ибо после смерти Мийаны находившиеся под ее властью охотники разбрелись по сторонам. Одни обезумели окончательно. Другие пребывали в оцепенении, сходном с трансом, словно разум их угас и осталась лишь ходячая плоть. Третьи пришли в себя и страшно горевали о содеянном, готовые тоже покончить с собой.