Дар шаха

Фрукты в самом деле оказались сочными и чуть-чуть терпкими, со слабым привкусом ванили. Внутри были черные косточки. Я разгрыз и косточки, у них оказался едкий и неприятный вкус, я пожевал, но не выдержал и выплюнул. Екатерина засмеялась:

– Косточки не едят. Из них индейцы гонят какие-то наркотические вещества.

Мы дошли до огромного грота, в котором стояла вода и под сводами гроздьями висели летучие мыши. На воде качалась старая лодка. Я помог Екатерине забраться внутрь, прыгнул сам, и наш индейский Харон направил лодку в глубь пещеры, отталкиваясь шестом. На лбу у него горел фонарик, Екатерина тоже покопалась в своем рюкзаке и вытащила припасенный фонарь. Только у меня никакого света не было, но мне было все равно. Не знаю, что там было в этих фруктах, но у меня сильно кружилась голова, и я ощущал волшебную легкость. Я не сомневался, что все увижу и без всякого фонарика. И вообще я был счастлив. Меня наконец-то осенило: надо просто все бросить и остаться жить здесь, на этом острове, с прекрасной, изумительной девушкой Катей и с этими славными индейцами. Я гладил ее руку и говорил, что здесь нет никаких газырей, никаких больничных администраций, нет Виктора, здесь нам с ней будет очень хорошо. И она может забрать у меня все, что хочет, пожалуйста, мне ничего для нее не жалко. Пусть только продолжает кормить меня этими стручками и так чудесно пахнуть.

Мне только самую малость мешал проводник. Он то и дело окликал нас, указывал на какие-то черепа на уступах стен, на сложенные ритуальные камни, древние черепки. Но он тоже был отличным парнем, я это чувствовал. Наконец он высадил нас на отмель. Я хотел немножко погулять. Екатерина почему-то тянула меня за руку и уговаривала остаться. Но я прибыл сюда не для того, чтобы сидеть в лодке истуканом. Впереди был проход, и он вел как раз туда, куда мне было нужно. Екатерина побежала за мной. Куда девался проводник, я не знал, мне было все равно. Некоторое время я очень весело шагал в темноте, хихикая, когда Екатерина пыталась обогнать меня или схватить за руку. Мне вода уже была выше пояса, ей по грудь.

Один раз я быстро обернулся к ней, она налетела на меня, и я обнял ее. Я знал, что все могу, мне все удастся. Было только немножко трудно собраться с мыслями, поэтому я сказал медленно, зато очень веско:

– Катенька! – Здесь я слегка отвлекся: ее фонарик слепил меня, я сорвал его с нее и бросил в воду. Он продолжал тускло светить со дна. – Ты так вкусно пахнешь! – Тут я решил раз и навсегда все выяснить: – Катя, признайся, какого черта ты подменила мой газырь?

В темноте я не видел выражение ее лица, но сразу почувствовал, как одеревенело у нее все тело. Она стряхнула мои руки со своих плеч и оттолкнула меня. Я не удержался, невольно сделал шаг назад и полетел куда-то вниз, в нескончаемую глубину. Вода накрыла меня с головой, от неожиданности я захлебнулся. Резкая боль пронзила левое плечо и левую руку. Я успел сообразить, что упал в подводную яму, и суматошно замахал руками и ногами, больно натыкаясь на стенки. В сплошной темени не было ни дна, ни верха, я потерял ориентацию, сильно ударился обо что-то головой, судорожно вдохнул, захлебнулся и потерял сознание.

Тегеран, 1920 год

У разукрашенных изразцами стен шахского дворца Голестан Воронин чудом увернулся от удара свистящего кнута, которым разгонял прохожих кучер вазир-мухтара. Следом пришлось уступить дорогу звенящему колокольчиками каравану, груженному корзинами с ароматными дынями. Наконец вошел в арку ворот Доулат, откуда в недра Большого базара вели катакомбы бесконечных рядов, уставленные самоварами, ящиками с чаем, опиумом, табаком, увешанные медной посудой, коврами, серебряными и золотыми украшениями, саблями, одеждой, заваленные мешками с рисом, бобами и хлопком.

Где-то здесь должна быть оружейная лавка Наиба Мансура.

Если Турова убил казак, то берданка, разумеется, имелась у него по уставу. Но все казаки, кроме Реза-хана, ночью были в казармах, и недоброжелателей среди них у полковника не нашлось. Что, если убийца и не казак вовсе, а кто-то, кто хотел, чтобы подозрение пало на казака?

Для этого злоумышленнику необходимо было убить полковника из казачьей винтовки. В Тегеране огнестрельное оружие не редкость, но вряд ли невоенный человек держит дома берданку. Значит, надо было ее приобрести. А раз он говорил по-русски, то, скорее всего, не здешний. Как мог раздобыть винтовку пришлый? Вероятнее всего, он поступил бы так же, как поступил сам Воронин, – спросил бы кого-нибудь из персов, которых хорошо знал и которые оказывали услуги такого сорта, прислугу, перекупщика или банщика. Любой из них указал бы на Наиба Мансура, хозяина оружейной лавки на Большом базаре.

Но с какой стати торговец выдаст Воронину своего клиента? Зачем ему быть замешанным в убийство русского военного? И все же стоит попробовать. Единственное, что Александр мог сделать, это искать улики и расспрашивать каждого, кто мог пролить хоть какой-то свет на гибель друга.