Дар шаманизма - дар волхования

И тут началось самое страшное, ибо до этого я мог управлять своими страхами. Мне стало ясно, что я, наконец, что-то увижу, и мой последний оплот воли и сознания, что "ничего нет", рухнет. Стало ясно, что пространство должно треснуть примерно так, как трескается арбуз. И вот тогда из него полезет такая невиданная нечисть, перед которой моя психика не устоит. Должно возникнуть что-то никак не совместимое с жизнью и разумом. Оно являло нарастающий ужас, за которым виделся только мрак и бесконечный истошный вопль. Просто смерть была бы в сравнении с этим желанным покоем. Это была самая большая опасность, и мне пришлось держать пространство руками, чтобы этого не произошло. Я поднял руки и сжал его. Трещина не разошлась. Это чисто физическое усилие оказалось переломом всего кризиса.

Это была победа. Пространство устояло. Я начал отвлекать себя на обычную суету перед сном. Разделся, лег в постель, накрылся как в детстве одеялом с головой, чтобы никто меня не достал, (одеяла им не поднять), и начал думать - что делать? Мысли летели через голову как птицы проносимые ветром. У мыслей как бы было начало и конец, что-то очень похожее на оперенье. Они имели свою пространственную целостность, но при этом читались. А ветер действительно гулял и прополаскивал мозги.

Поток всякого бреда самостоятельно тек через голову уже много часов, с момента оживания картины. На фоне медленного конкретного мышления,  возникали и сменяли друг друга навязчивые мыслительные конструкции. Из них запомнилось что-то о предназначении человека, что де если правильно предназначение понять, то достигает человек наибольшего, и в этом правильном понимании есть выражение глубинного смысла. Предназначение и его правильное понимание как бы две составляющие одного целого. Понимание этого целого, люди утратили или никогда не имели по причине какой-то мировой недостаточности или ошибки. И т.д.

Человек шаманической культуры понял бы все эти мысли правильно. Взял бы бубен и начал стучать в него. Если нет бубна, то застучал бы в кастрюлю, но подчинил бы свою разыгравшуюся психику ритму. Через ритм он бы и восстановил прежнее видение мира. Я этого ничего не знал и не умел.

Усилием воли заставил себя лечь и расслабиться. Помог аутотренинг. Расслабил тело и стал гасить сознание от лба к затылку через всю толщу мозга. К счастью, этому учился. Когда в голове стало тихо, сконцентрировался на какой-то задаче про блоки из механики, чтобы не выскользнуть из сферы логического мышления во время сна. Пока решал - уснул и проснулся. Мир оставался таким же тяжелым и томящим, но уже более спокойным. Предметы не шевелились. Пошел гулять в лес. Чувствовалась слабость. Все веточки, с которых уже опали листья, казались тонкими черными прутиками. В лесу виделось много пугающих, черных мест.

Написал письмо водителю автобуса в селение Булунгу с вопросом: не было ли у них вспышки бешенства? В конверт вложил этюд, что написал рядом с селением. После этого, на четвертый день, утром, проснулся и неожиданно почувствовал, что мир свеж, прекрасен и чист. В ту ночь сон был особенно глубоким, а после пробуждения сознание особенно чистым. Стало ясно, что шофер получил письмо и посмеялся над ним. Ответ из Булунгу так и не пришел, но он уже не требовался.

18. Из приступа мне не удалось извлечь того результата, который был бы получен при соответствующей мифологической и психической подготовке. Разумеется, тогда и сам приступ протекал бы иначе. Штурмовавшие мое сознание духи, очевидно, не смогли преодолеть барьер логики и самоконтроля, а сам я не смог осознать их действий и войти в диалог с ними. Возможность стать шаманом в течение недели для меня не осуществилась, процесс растянулся на годы, и видится еще не оконченным.

Насколько можно судить по литературе, дальнейшая шаманская практика оказывается логическим продолжением, развитием и приспособлением человека к тем явлениям, которые поселили его впервые при болезни. В моем случае, должен сказать, что это не так. Те состояния, в которые мне удается переходить во время камланий, кажутся мне не похожими на то, что я пережил. Мой путь к шаманизму оказался более сложным. Но первый опыт общения с воздействием третьей реальности получился именно тогда. Ситуация оказалась подобной участи студента, получившего диплом, но не работающего по специальности. Жизнь заставляет его заниматься совсем не тем, к чему его готовили.

С другой стороны, нельзя сказать, что описанные переживания оказались бесполезными в смысле мистического поиска. После них, я понял границы и возможности сознания, и мной овладела идея исключительной ценности русского языческого наследия. Все последующие годы жизни, эта идея разворачивалась и наполнялась более глубоким содержанием. Невольно приходится верить, что вспыхнувшие тогда мысли о назначении человека, имеют под собой основание.