Дар (СИ)

— Есть вещи, которые невозможно вылечить обычными методами, — упрямо заявила Рита. — Например, я могла бы помочь Марку.

Бабушка повернулась к ней, и острый взгляд обжег ей щеку.

— По-моему, он и сам прекрасно справляется.

— Реабилитация продвигается очень медленно.

— У него вся жизнь впереди, успеет.

— Ты тоже все чаще жалуешься на сердце.

— В моем возрасте это нормально.

— Но я не хочу потерять тебя.

— А я не хочу потерять тебя!

Рита поняла, что разговор зашел в тупик. Она не понимала такого упрямого нежелания бабушки говорить о даре. И у нее оставался всего один аргумент:

— Но ведь этот дар есть у Сони, — сказала она, уже заезжая во двор. — Как мне объяснить ей, что не стоит им пользоваться?

— Словами, Рита, — строго отрезала бабушка. — Объясни словами. Она не говорит, но все прекрасно понимает. И начни с детства. Не повторяй моей ошибки.

Рита ничего не ответила. Взяв необходимые вещи, она вернулась к Веберам, у которых в самом разгаре было праздничное веселье. Крепости во дворе стали как минимум раза в два больше, и теперь в импровизированной битве участвовали и Алекс с парнем Анны. Снежки летали над двором как гранаты на поле боя, стена из красного кирпича была залеплена разбившимися снарядами, один из которых добрался почти до крыши. Соня, конечно же, пропустила полдник, но загнать ее в дом сейчас не представлялось возможным.

Поговорить с Марком наедине удалось только поздно вечером, когда они купали Соню в ванной перед сном.

— Не понимаю я этого упрямого молчания, — выговаривала Рита, тщательно контролируя интонации, чтобы не испугать ребенка. — Я еще могла понять ее желание заставить меня отказаться от дара, когда это было опасно, но сейчас? Если мы действительно можем узнать секрет, почему она ставит палки в колеса?

Марк пожал плечами, выстраивая аккуратную пирамиду из пены на голове у Сони и глядя на то, как она заливается смехом.

— Если мы не понимаем ее мотивов, это не значит, что у нее их нет. Придется идти окольными путями.

— Это какими? — насторожилась Рита.

— Узнать имя ее бабки самостоятельно.

Рита задумалась, глядя на покосившуюся пенную пирамиду, готовую вот-вот рухнуть.

— В принципе, можно посмотреть в документах, — наконец произнесла она. — У нас дома их много, и они в идеальном порядке, бабуля в этом педант. Возможно, там что-то есть. Займемся этим после праздников.

Марк не стал возражать, потому что в этот момент пирамида наконец рухнула.

Глава 8

После смерти матери все плавно, но неминуемо полетело вниз. Поля перестали давать такие богатые урожаи, как раньше, амбары больше не ломились от зерна. Скот голодал, коровы давали мало молока, свиньи поедали собственных поросят. С каждым годом животных становилось все меньше, а те, что остались, выглядели болезненно и жалко. Вдобавок на скот напала какая-то неизвестная болезнь, и их ослабленные организмы не могли сопротивляться недугу.

Голодали, болели и умирали и крестьяне. Кто мог — ушел, кто остался — истрепался и стал походить на городских бродяг. Жившие когда-то в дружбе соседи все чаще ругались, и когда известный на всю округу весельчак и богатырь Матвей, превратившийся за несколько лет в опустившегося пьяницу, зарубил своего зятя, никто почти не удивился.

Неспокойно было и в барском доме. Крыша прохудилась и начала протекать, мебель обветшала, слуги совсем разленились. Отец все чаще закладывал за воротник, и к тому моменту, как дети выросли, когда-то процветающее поместье пришло в упадок.

Старшая сестра Лизы, Ольга, вышла замуж практически без приданого. Муж увез ее в Петербург, и она никогда не навещала родное поместье. Лиза ездила к ней один раз, пришла в восторг от большого дома, выходящего окнами на реку, от богатой парадной, от нарядов и украшений сестры. Брат Алексей поступил в кадетское училище и домой тоже не приезжал. Только Николай остался в отцовском доме. Пить вдвоем им было веселее. И если отец никогда не распускал рук, то от брата Лизе частенько доставалось.

Она, конечно же, тоже никуда не уехала. Кто мог взять ее замуж? Даже Ольга больше не звала погостить. Иногда присылала младшей сестре книги и отрезы тканей для новых платьев, на Рождество — сладости, но в гости не звала. У нее родился ребенок, сын, и Лизе казалось, что она, как и все остальные, боится ее.

Старая няня рассказала кухарке, что в момент смерти барыни с ней была только Лиза. О рыжеволосой незнакомке она то ли не знала, то ли специально умолчала. Кухарка поделилась с женой конюха, и вскоре говорила об этом вся деревня. Лиза тогда была совсем крохой, но даже она замечала на себе косые взгляды всегда относившихся к ней по-доброму и жалевших ее крестьян и слуг. Когда она подросла, ее уже в открытую называли ведьмой. Почему-то никто не помнил, что при матери поместье процветало, что она была добра и помогала всем, кто обращался к ней за помощью, и если бы младшая дочь и получила от нее какой-то дар, то едва ли проклятый.