Дар слов мне был обещан от природы

Из-за юного мерзавца ненавидишь ты людей.
О, поверь, он в этом мире не единственный злодей.
Если хочешь, то послушай о лихой судьбе моей.
Сам я родом из Кермана. Видел много светлых дней,
Уважаем был, и шаху я служил других честней.

Но в году девятисотом в тот остан, где я служил,
Из столицы губернатор мне на горе прислан был.
Помогал ему в делах я, он ко мне благоволил…
Как-то раз меня к себе он, улыбаясь, пригласил
И найти ему красотку для забавы поручил.

Я сказал, что не подходят мне подобные дела,
Я мужчина, а не сводня, честь во мне не умерла.
Он воскликнул: «Это шутка, извини, не помни зла!»
Сам же стал ко мне придирчив, злость его предлог нашла —
Очень скоро был я схвачен, и тюрьма меня ждала!

Был избит я беспощадно, от работы отстранен,
Был публично обесчещен, званья и чинов лишен.
Видно, честь и благородство не для нынешних времен,
Их теперь скрывать стремится, кто достаточно умен,
Как одежду в жирных пятнах, как беседу глупых жен.

Всех презреннее в Кермане был беспутный мурдашуй.
Ночью он пришел к сатрапу и промолвил: «Не тоскуй!
Я твою уважу просьбу. Вот сестра моя — целуй!»
А потом и дочь привел он, и жене велел: «Ночуй!»
Охладел правитель к бабам, брата он привел: «Пируй!»

Он потворствовал сатрапу, угождал ему во всем,
С ним он пьянствовал ночами, помогал в правленье днем,
Чин и должность заработав этим мерзостным путем.
Получил он и поместья, стал вельможей, богачом.
Нарекла толпа пустая мурдашуя мудрецом.

О моей послушай доле. Был жесток со мною рок.
В бедности моя супруга умерла в недолгий срок.
Мне ковром земля служила, голод внутренности жег.
В нищете и униженье я три года жил как мог.
Вдруг блеснул из Тегерана мне надежды огонек.

Слух разнесся, что в столице горсть решительных людей
Справедливости добиться хочет для страны своей.
С деспотизмом нам сразиться час настал; я звал друзей
Для борьбы объединиться, звал во имя лучших дней.
Всех, кто битвы не боится, я будил огнем речей.

Был я вызван мурдашуем; он сказал, скрывая страх:
«Возмутителей не слушай, их призывы — жалкий прах.
Конституцию дадут вам в день, когда захочет шах.
Ну, а шах решит не раньше, чем велит ему аллах!» —
«Нам с тобой не по дороге», — я ответил в двух словах.

Своему святому делу я ни в чем не изменил,
Укрепил свою решимость и друзей объединил.
Мурдашуй же вероломный месть жестокую таил:
В ночь глухую из Кермана я с семьею изгнан был
Под предлогом тем, что смуту я в сердца людей вселил.

Днем и ночью из Кермана шли мы тропкой ледяной.
Муть морозного тумана даль закрыла пеленой.
А в кармане — ни тумана, корки хлеба нет с собой.
Вьюга выла непрестанно, нас кружа во тьме ночной…
До Наина утром рано я дошел едва живой.

Тех, кто стал свободы другом, очень много было там.
Услыхав о наших бедах, все сочувствовали нам.
Дали мне приют и деньги, как дают своим друзьям.
Я жену нашел меж ними, и родилась Мариам
В день, когда указ о воле шах издать решился сам.

Весь народ был рад и счастлив, я же счастлив был вдвойне:
Рад был дочери рожденью и движению в стране.
Но недолгим было счастье: все опять свелось к войне
Между шахом и народом. Весь Иран пылал в огне.
Монархисты победили и опять грозили мне.

Я решил укрыться в Рее и пошел кружным путем.
По дороге был я схвачен. Очутился под замком.
Сколько грязи, сколько смрада, сколько муки было в том!
Две недели я томился в подземелье ледяном.
Но мой друг освободился и меня он спас потом.

Мчались дни, ничто на месте не стоит. Пришла весна,
И потребовала мести оскорбленная страна.
И была тогда свободе наша армия верна,
И погибших депутатов кровь была отомщена.
И смела тогда монарха возмущения волна.
…………………….
Я, кто новому закону отдал молодость свою,
Кто, борясь, остался нищим, позабыт в родном краю,
Заявление я подал, описал, что ем и пью,
И просил совсем немного: должность прежнюю мою.
Не напрасно ведь страдал я и участвовал в бою.

Каждый день с тех пор полгода я являлся в Кабинет,
Каждый день «придите завтра», каждый день ни «да», ни «нет».
Но дошло до Сипахдара, начертал он мне ответ:
«Не волнуйтесь, не спешите, впереди немало лет».
А чиновник канцелярский мне разумный дал совет:

«Гнев тебя напрасно гложет, тщетны все твои труды,
Революция не может дать ни хлеба, ни воды.
Уходи же, брось старанья, не дождаться бы беды!»
О свобода, для чего же я вступил в твои ряды?
Ждал я должности — и что же? Ни работы, ни еды.

Из-за этих злоключений и жена моя слегла
В лихорадке; вся иссохнув, душу богу отдала.
Дочь одна со мной осталась; как тюльпан она цвела.
Кто над нею надругался, верно, был исчадьем зла.
Он украл мою голубку, и ее сокрыла мгла.

Что сказать о днях минувших? Что же дал нам новый строй?
Как и прежде, негодяи правят гибнущей страной.
Если это есть свобода — право, лучше гнет былой.
Я с политикой простился, породнился я с землей,
Жил в лачуге, и трудился, и доволен был судьбой.