Дар сопереживания

– Я что, попал в самое больное место? – спросил Голд. – Не волнуйтесь, прием еще не начался. Это подразумевалось как комплимент.

Голд отступил в сторону, кивком пригласив Беккера зайти в кабинет, но Беккер не сдвинулся с места.

– Давайте вначале установим кто есть кто, чтобы не тратить понапрасну время, – предложил он.

– Стена кабинета позади стола украшена несколькими моими дипломами, – сказал Голд. – Весьма солидными. Я был прилежным студентом.

– Мои поздравления.

– Спасибо. Похоже, вы спрашиваете себя, насколько он может быть хорош, если работает на правительство, а не в частном порядке?

– Да, я спрашиваю себя, насколько хорошим специалистом вы являетесь. Чисто риторически.

– Заходите и узнаете. Это займет всего час.

– Столько времени мне не нужно, – сказал Беккер. – Я хочу задать вам всего несколько вопросов.

– Валяйте... спрашивайте.

– Вам приходилось убивать?

– Нет.

– У вас никогда не возникало желания кого-нибудь убить?

– Вы имеете в виду, физически? Нет, никогда.

– А причинять людям боль вам приходилось? Физическую, – спросил Беккер.

– Ответ должен быть положительным, чтобы я прошел этот тест? Я живу мирной жизнью, в которой жестокость и насилие присутствуют в очень малых дозах. Я по натуре тюфяк, даже скорее неженка, маменькин сынок. Когда я учился в старших классах школы, некоторым одноклассникам нравилось задирать меня. Впрочем, это, пожалуй, относилось к большинству. Меня легко было довести до слез, и это делало меня в своем роде популярной личностью. Всегда находилось несколько сверстников, желавших лишний раз стукнуть «ревушку-коровушку», сообщил Голд без следа гордости или жалости к самому себе и выжидательно уставился на Беккера. Тот ничего не сказал, тогда Голд спросил: – Это помогло вам разобраться во мне?

Беккер улыбнулся.

– Не особенно, но вы не напрасно старались.

– На своем веку мне довелось выслушать огромное количество людей, которые убивали и ужасно себя после этого чувствовали, и гораздо больше людей, которые были так напуганы содеянным, что хотели наложить на себя руки.

– Вы не упомянули категорию, к которой отношусь я, – сказал Беккер, силясь усмехнуться.

– Дайте мне возможность догадаться, – попросил Голд, – и, может быть, окажется, что вы не так уникальны, как полагаете.

– Я вовсе не уникален, мистер Голд, – возразил Беккер. – Я постоянно сталкиваюсь с людьми, как две капли воды похожими на меня. Они – моя специальность, и меня отличает от них только одна вещь: я по эту сторону забора.

Он шагнул к выходу.

– Погодите, – остановил его Голд. – Давайте попробуем поговорить. Вам необходимо всего лишь избавиться от душевной боли.

Беккер тихонько рассмеялся.

– Мистер Голд, эта душевная боль, от которой, как вы сказали, мне необходимо избавиться, единственный признак того, что у меня до сих пор сохранилась совесть. – Он вновь повернулся к двери.

– Возможно, вы зайдете ко мне еще раз, – сказал Голд, когда Беккер вышел в коридор.

– Возможно, но вряд ли, – бросил Беккер через плечо.

– А я в этом не сомневаюсь, – проговорил Голд, когда Беккер скрылся за поворотом.

Вернувшись в кабинет, Голд подумал, не вздремнуть ли ему часок, подаренный Беккером. Вместо этого он поднял телефонную трубку и попросил соединить его с Маккинноном.

* * *

– Немножко поискав, я нашел подходящий для наших целей объект, который послужит предметным уроком остальным нашим врагам, – начал Говард.

Члены «братства» возбужденно забормотали в предвкушении активных действий.

– Его зовут Сулейман ибн Ассад. – Язык Говарда с презрением вытолкнул изо рта иностранное имя. – В свое время он входил в руководящий совет ООП.

При упоминании организации врага все загалдели еще больше. «Как собаки, которых натаскивают для убийств и дразнят, размахивая перед их мордами кроликом», – подумал Кейн. Он сидел с краю группы рядом с Винером, сильно подавшись вперед и возбужденно бормоча подобно остальным, но на этом и заканчивалась его общность с членами «братства».

Говард утихомирил соратников строгим взглядом, и Кейн внутренне улыбнулся: мальчик быстро учился и, определенно, начинал думать, что власть действительно исходит от него.

– Он вышел из состава совета пять лет назад и переселился жить к нам.

– К нам? – недоверчиво переспросил Харт. – В Америку?

Говард терпеливо улыбнулся, словно имел дело с кучкой возбужденных детей.

– В Бруклин, – уточнил он.

Собрание взорвалось ревом негодования. Бруклин – исстари еврейский район Нью-Йорка, обладающий мистической притягательностью для сердца каждого американского еврея почти вровень с самим Израилем. ООП в Бруклине? До чего дожили!

Говард поднял руки, и остальные неохотно успокоились.

– Как вам, может быть, известно, а может бить, и нет, там проживает крупная община сирийцев и арабов. Он сейчас живет там в мечети.