Дар Змеи

Адриан отпустил мою руку. Седобородый толстяк стоял с подсвечником в руке, выставив его перед собой как щит, но внезапно он переменился и залебезил.

— Мы нарушили ваш сон, Мессир? — спросил он. — Сожалею! Это была лишь воровка…

Сецуан затаенно улыбнулся.

— Никакая это не воровка! Это моя дочь!

— О! — воскликнул седобородый с таким видом, будто воровка, которую он поймал, вдруг оказалась переодетой принцессой. — Вон оно как! Мы очень извиняемся! — Он просто ошалел.

— Разумеется, я возмещу ущерб! — заверил Сецуан.

— Само собой! — пробормотал седобородый. — Спасибо, Мессир. Да, но… Я могу быть чем-то полезен Мессиру и юной фрекен?

— Принеси мне немного теплой воды.

— Будет сделано! Сюда или?..

— В покои!

— Да! Само собой. Адриан, возьми подсвечник и проводи Мессира и мадмуазель наверх в их покои.

— Дай мне подсвечник! — велел Сецуан. — Мы сами найдем дорогу наверх!

Адриан и толстяк попятились — каждый с кротким поклоном. Сецуан постоял немного, разглядывая меня при свете восковой свечи.

— Я знал, что ты придешь, — сказал он. — Но почему не войти через парадную дверь?

Кровать была не смята, так что, быть может, он и вправду ждал меня. На столе лежала открытая книга, горела масляная лампа.

— Садись! — сказал Сецуан, указав на один из трех стульев у стола.

Я села. Я чувствовала себя по-прежнему разбитой после падения, голова кружилась, а плечо начало по-настоящему болеть, так что я старалась не откидываться на спинку стула.

Сам Сецуан не садился. Стоя неподалеку от стола, он разглядывал меня.

— Ты пришла из-за брата? — немного погодя спросил он.

Я кивнула.

— Ты слышала все, что я говорил твоей матери, разве не так?

— Да!

Мой голос был грубым и хриплым, как у вороны. Он частенько становился таким, когда я волновалась.

— Но твоя мать не знает, что ты здесь.

— Нет! — прошептала я, не смея даже подумать о том, что она сделает, когда обнаружит это.

Он медленно улыбнулся. Против ожидания, в его улыбке не было ничего страшного. В ней ощущались суровая торжественность и радостный свет триумфа, словно он выиграл, а мама проиграла.

— Бедная Мелуссина! — произнес он, однако в словах его не было жалости. Его покровительственный тон привел меня в ярость. Но нельзя было дать волю своему гневу, если я хотела воспользоваться Сецуаном, чтобы помочь Давину и Нико.

В дверь постучали. Сецуан отворил, и вошел Адриан с кувшином теплой воды и несколькими полотняными полотенцами.

— Для мадмуазель, — объяснил он и, поклонившись мне и Сецуану, ушел.

— Умойся, — велел Сецуан. — Промой рану и умойся. Я не переношу нечистоплотности.

Он произнес это без особого нажима. Я даже не смогла сообразить, было это задумано как оскорбление или нет. Но все же он заставил меня почувствовать себя маленькой грязнулей. И я не собиралась расшнуровывать лиф платья и снимать блузку, покуда он глядел на меня.

— Ну, собираешься ты что-нибудь делать? — спросил он, когда я некоторое время просидела молча.

— Пока ты смотришь на меня, нет! — застенчиво, хотя и твердо ответила я. И он бы не сумел заставить меня.

Он поднял бровь.

— Упаси бог!

Взяв книгу со стола, он повернулся ко мне спиной и принялся читать. Я сняла лиф и осторожно спустила блузку с плеча, что кровоточило. Серая ткань насквозь пропиталась кровью, а царапина тянулась вдоль всей руки. Я повертела головой во все стороны, но никак не могла разглядеть рану целиком.

Блуза теперь немногого стоила. Я сняла ее совсем, окунула в теплую воду и использовала как мочалку. Нелегко было промыть рану, которой не видишь. А еще труднее было наложить повязку из полотенец, которые принес Адриан. Я все время думала, что, будь здесь мама, меня бы бинтовала она. Ведь это она всегда занималась нами, когда мы хворали или с нами приключалось что-то еще. И теперь, пожалуй, пройдет немало времени, прежде чем я увижу ее вновь. А если Сецуан осуществит свою волю, если у меня есть Дар Змеи и если ему удастся пробудить его во мне — захочет ли матушка вообще знаться со мной?

Я проглотила слезинки и закрепила последний узелок на неуклюжей повязке. Затем снова надела лиф, но без блузки все равно ощущала себя голой.

— Можно повернуться? — спросил Сецуан.

— Да!

Он отложил книгу и стал внимательно смотреть на меня. Я не понимала, о чем он думал.

— Ты боишься? — вдруг спросил он. — Ты боишься меня?

Ясное дело, да! Но говорить это мне не хотелось. Пусть не думает, что может заставить меня плясать под свою дудку!

— А ты хочешь помочь Давину? — спросила я вместо ответа.

— Возможно, — ответил он. — Ну, а если я захочу — что скажешь тогда?

— Тогда… — Я проглотила комок в горле, и мне пришлось начинать сначала. — Тогда я сделаю то, для чего я тебе нужна.

Его лицо дрогнуло, отражая какое-то чувство, но какое — я не поняла.

— А ты вообшето знаешь, что мне нужно?

— Ты хочешь узнать, есть ли у меня… Дар Змеи.

Долгое время он смотрел на меня, но так невыразительно, словно какая-то ползучка. А потом кивнул.

— Да. Я бы очень хотел это узнать.

«Нет, ни за что», — подумала я.

Но что я могла поделать?