Как я понял, застращали их изрядно. Но справедливости ради надо сказать, что я бы тоже испугался. А я и испугался, когда первый раз увидел Машку в звериной ипостаси. Не знаю, пришло кому-нибудь из них в голову или нет, что барс... не местный, скажем так? Меня это мало волнует, сами понимаете. Но все же, где-то на самых дальних задворках сознания, маячил вопросец: неужели никто из пехотных так и не понял, что барс... не барс?
Спросил об этом у Машки.
- Ха, - ответил кот, - Конечно поняли. Практически все.
Он блеснул глазами.
- Видишь ли, Тишан, ты тут впервые, а есть и старожилы. Так вот, - продолжал он загадочно, - В этих горах живет дух. И дух этот воплощается. То в медведя, то в волка, то в барса. И вершит справедливость. Или помогает, если хороший человек в беду попал. Так что... Дух я. Понял?
- Маш, ты серьезно? - я был разочарован. Ну, какие духи, в самом деле. А он совершенно спокойно заявил:
- Конечно, серьезно. Серьезней некуда. Ты думаешь, почему никто за арбалетом не побежал? И с вышки никто не стрельнул? Так ведь Дух же! Сейчас его убьешь, а завтра тебе горы мстить начнут.
- О!.. - не выдержал я, - Выходит, ты под духа косил? Использовал суеверие неграмотных масс?
- Нет, - Машка улыбался, - Я и есть тот Дух!
Я помотал головой, уже ничего не понимая. А кот захихикал, и смилостивился:
- Тишан, я же иногда охочусь. И меня иногда видят. И я, иногда, помогаю некоторым особо упоротым, которые блуждают в этих горах. А еще у меня друган тут живет. Волк. А медведя я сам придумал. Вроде как, мне лично медведь помог. Так что, ловкость рук и никакого мошенства.
- Ну, ты... - я даже не знал, что испытывал больше: возмущение или восхищение.
- Тишан, - вздохнул Машка, - Как по-другому выжить в этом мире таким как я?
А я вспомнил Харта. Его обморок той ночью в кузне, когда я вышел извазюканный как... Да, как вчера. Стало тоскливо. В первый раз так тоскливо мне стало, когда я узнал о смерти нянюшки. Но тогда не было так обидно. А сейчас... Накатила какая-то злость. Бессильная ярость. На себя, от невозможности что-то изменить.
- Эй-эй, Тиш! Ты чего? - наверно Машка заметил мое состояние, и я взял себя в руки.
- Ничего. Я вспомнил, как напугал Харта. Он ждал меня возле кузни, а я тогда сильно испачкался в шлаке, да так и вышел к нему. А он решил, что это демон.
Машка непонимающе прищурился, а потом вдруг заржал:
- Так это ты был?!
- Да, пошел ты... - отвернулся я, но Машка хлопнул меня по плечу.
- Это жизнь, Тишан. Она со смертью в обнимку ходит. Просто живи и помни. И если можешь что-то изменить - меняй. А пустая злость или обида... они для слабых. Пошли на построение, а то Пончик скоро дырку в двери прогрызет от нетерпения.
2
Как и следовало ожидать, с утра в крепости царил полный бедлам.
Если вчера, все ходили, стараясь друг друга не трогать и ни с кем не цапаться, то сегодня присутствие высокопоставленных городских лиц и жандармов уже никого не волновало. Наемники на них просто не обращали внимания. Хаар по долгу службы и дворянского этикета еще пытался привлечь служивый люд к лакейским обязанностям для «дорогих гостей», но пехотные в крепости были не зелеными чайниками, а умудренными житейским опытом мужичками, и просто испарялись при появлении Хаара или офицеров.
Поэтому только хмурые жандармы разбирали печальное деревянное сооружение посреди двора. Поэтому Хаар лично метался по кладовой в поисках ткани, пригодной для заматывания покойников. Поэтому секретарь губернатора, прибежал утром к нам в комнату в состоянии близком к истерике, со слезами на глазах попросил у меня роспись на судебных протоколах, а затем, прихрамывая на обе ноги, помчался собирать своего начальника в обратный путь.
Но, наконец, сборы похоронного отряда закончились, и вскоре ворота крепости облегченно проскрипели, закрываясь за скорбной процессией, уводящей пятерых каторжников и уносящей с собой страшные итоги событий последних дней.
Я и Машка, и, разумеется, Пончик, полдня проторчали в кладовой, пытаясь найти то, без чего никак не обойтись на маршруте. Заодно и горное снаряжение подобрать. При условии, что оно вообще здесь есть.
Не нашли. Кроме веревки, ничего из снаряжения не нашли.
Зато Машка понабирал круп, специй и соли столько, словно собирался пересечь весь Хребет от Заячьего моря до Срединного. Я промолчал, но он сам снизошел до объяснений. Правда, ограничился только одним словом «предчувствие», продолжая запихивать припасы в найденный здесь же кожаный мешок.
Когда мы, словно нагруженные ослы, приперли все это добро к себе, в комнату постучал, а затем, не спрашивая разрешения, вошел Тамил.
У него на груди, прижавшись и распластав крылышки, сидел почтовый стриж. Наемник, ласково поглаживая огромной ладонью маленькую птичку, сказал:
- Тебе тут письмо, Тиш. Этот бедняга еле удрал от беркута.
Он протянул крохотную бумажку, свернутую в трубочку.
- Мне?