— Мой муж. Он умер. Давно. Почти пятьсот лет назад. Он был намного старше меня.
— Мне жаль.
— Он сказал, что не хочет забирать годы, отпущенные мне судьбой. Что связывать жизнь нужно, когда супруги — ровесники, когда любой может умереть первым. Но если жизни свяжем мы, то именно он заберёт мои годы, а он этого не хотел. Сначала я согласилась. Молодая была, глупая. А потом пыталась настоять, но мой муж был непреклонен. И ушёл. А я осталась. Он хотел, чтобы у наших детей остался хоть кто-то из родителей, пусть даже они к этому времени были уже взрослые и имели внуков. А теперь я осталась, а моих деток больше нет. Почему он отказался?
— Думаю, он любил тебя, — я не всё поняла из сбивчивых слов Нивены, но в этом у меня сомнения не было.
— Очень любил. И я его тоже.
— Я не поняла, а что за разделение жизни?
— Это обряд. Его, по желанию, проходит большинство супружеских пар. Мы живём около тысячи лет, кто-то меньше, кто-то чуть больше. Старейшине вообще тысяча тридцать восемь. В общем, этот обряд суммирует отпущенные супругам годы, а потом делит между ними поровну.
— Суммирует?
— Складывает. И прошедшие этот обряд умирают в один день.
— А твой муж не захотел, потому что ты была младше него?
— Да. На пятьсот восемнадцать лет. Для меня это не имело значения, он был молод, силён и красив. Примерно, как старейшина сейчас. Выглядел лет на двадцать пять, не больше. Я влюбилась без памяти, не смотрела на возраст. Я была готова отдать полжизни, лишь бы Леонейл остался со мной еще хотя бы ненадолго. Но он отказался, — и она снова заплакала.
— Мне жаль, мне так жаль, — я не знала, что сказать ещё, просто гладила Нивену по спине, дожидаясь, когда она успокоится.
— Девочки, малышка Лани проснулась, — появившийся из пещеры Керанир нарушил наше уединение.
— Ох, что-то я расклеилась, — отпуская мою шею, смущённо пробормотала Нивена. — А ведь обещала тебе показать выход на землю.
— Ничего страшного, думаю, тебе это было нужно, — я пригладила растрепавшиеся волосы девочки, которые сегодня не были заплетены, Нивена просто убрала их с лица под ленту. — И мы сможем взять с собой Лани, когда ты будешь показывать мне выход.
— Она не такая уж и лёгкая, — покачала головой Нивена, заходя в пещеру, я за ней.
— Ха! У меня некоторые братья до трёх лет сиднями* были, так что я и по двое таскала, каждый тяжелее малышки. Я сильная.
— Верю, — улыбнулась девочка.
Малышка сидела в корзине и улыбалась развлекающей её Луччиелле. Это была очень странная картина — девочки выглядели ровесницами, но одна нянчила другую. Всё же хорошо, что у меня такие чудесные помощницы, но что будет, когда вылупятся остальные малыши? Ладно, пусть сначала вылупятся, а там посмотрим. По крайней мере, Лани — совсем не капризная, я согласна на трёх таких в обмен на одного своего орастого братца.
Поменяв Лани пелёнку и напоив её молоком, я была готова отправиться вслед за Нивеной. Оглядев меня с малышкой на руках, она вздохнула и махнула рукой:
— Ладно, вниз не так сложно, а вверх я вас подниму.
И мы направились в пещеру, которую Нивена называла «подсобная», а я — «коровник». Оказалось, что в её глубине есть ещё одна пещера, которую я прежде не замечала — свет от шарика, теперь постоянно висевшего в «коровнике», до того угла не доставал. Но теперь над нами летели четыре шарика, и было достаточно светло, чтобы всё хорошо разглядеть.
— Это — кладовая, — пояснила Нивена, и я почувствовала, как стало зябко. Словно в погребе, даже холоднее.
Я крепче прижала к себе малышку, постаравшись укутать хотя бы своими рукавами. Знала бы, что здесь так холодно, взяла бы для неё одеяльце.
— Да ты не волнуйся, ей не холодно. У нас же огонь внутри. Пусть магия в ней проснётся только вместе со способностью летать, но уже сейчас, чтобы она замёрзла, должен быть настоящий мороз, а не прохлада, как здесь.
— Луччи и Эйлинод не могут летать, но они же делают шарики, — возразила я.
— Их новые тела пока не способны на обращение, но магия никуда не делась, а вот малышке нужно будет всему учиться. И слава богам, представляешь, каких бед она могла бы натворить просто по глупости, если бы умела создавать огонь уже сейчас? Нет, боги правильно поступили, дав нам магию лишь вместе с разумом. Года в четыре-пять мы впервые встаём на крыло, и тогда же овладеваем магией.
— В четыре-пять? Да какой же в этом возрасте разум, дурь одна!
— Мы ведь не о человеческих детях говорим, — улыбнулась Нивена. — Поверь, эти малыши тебя ещё удивят. Приятно удивят.
Я в это верила. Малышка Лани уже меня приятно удивила. Вспомнила Бранду, самую младшую сестричку, ей третий год, а такое чувство, что полгода, постоянно ноет, да еще и визжит, чуть что не по ней. Интересно, как там маменька с ней справляется? Она ж привыкла, что за детьми вечно я присматриваю, даже когда она дома. Вот и пусть теперь сама, это, в конце концов, её дети. А Лани по — настоящему и плакала только один раз, когда вылупилась. Вот и сейчас, сидит у меня на руках, жуёт ногу тряпичной куклы и с интересом смотрит по сторонам.