Дарий

Аристагор был красив лицом и телом, по нему вздыхали многие девушки Милета. В свое время Гистией, желая сделать из двоюродного братца непревзойденного атлета, приставил к Аристагору опытных педотрибов[131], которые смогли достичь многого. В юношеских состязаниях Аристагор неизменно завоевывал венок и ленту победителя. Ему не было равных ни в беге, ни в пентатле[132], ни в метании диска. Возмужав, Аристагор поехал на Олимпийские игры, желая прославить Милет своими победами над знаменитыми атлетами. Сограждане, провожая Аристагора в Грецию, полагали, что обратно он вернется олимпиоником[133].

Однако Аристагора постигла жестокая неудача, в кулачном поединке с каким-то спартанцем ему сильно повредили челюсть и едва не выбили глаз. Аристагор также не смог отличиться ни в беге, ни в метании диска.

В Милет он вернулся злой на весь белый свет и в особенности на спартанцев, неизменно называя их «неучами» и «грубыми мужланами». Гистией предлагал Аристагору съездить в Коринф на Истмийские игры в честь бога Посейдона, не менее почетные, чем состязания в Олимпии, но тот наотрез отказывался. Впечатлительный от природы, Аристагор очень переживал свою неудачу в Олимпии и боялся усугубить одну неудачу другой.

Лишь через два года Аристагор отважился принять участие в ристалищах колесниц на иллирийских играх – Паннониях. Он победил тогда и въехал в Милет в лавровом венке победителя.

Гистией, недолго думая соединил свою подросшую дочь с Аристагором узами законного брака. Для молодой супружеской четы был выстроен роскошный дом, поскольку Гистией, став тираном, свободно распоряжался общегосударственной казной Милета в своих целях.

Избавившись таким способом от своенравной дочери, Гистией женился вторично на флейтистке с острова Крит.

Новая супруга Гистиея не блистала умом и воспитанностью, зато она была юна и свежа, как цветок. По возрасту критянка годилась тирану в дочери.

В те далекие времена всякий здравомыслящий мужчина и общество в целом воспринимали женщину-жену как продолжательницу рода своего мужа. Поэтому любой вдовец имел право, а в некоторых случаях был просто обязан обзавестись другой женой, исходя отнюдь не из возрастного с нею соответствия, но с единственной целью иметь от нее детей. Возрастное неравенство усугублялось еще тем, что всеми правами в древности обладали лишь мужчины, которые считали, что если девушка шестнадцати лет вполне созрела для брака, то всякому мужчине надлежит заводить семью лишь после тридцати лет, когда он уже достигнет определенных успехов в торговле, либо в военном деле или на государственном поприще. Во всяком случае, у древних греков было именно так.

Убедившись, что его зять при недюжинной крепости тела тем не менее не обладает крепостью духа и что всякая неудача повергает его в бездонное уныние, Гистией оставил попытки сделать из Аристагора олимпионика в любом виде состязаний. Он ввел зятя в совет городских пританов и стал приобщать того к государственной власти, хотя по закону Аристагор был еще слишком молод для такой должности. Однако в Милете всем было известно, чей Аристагор зять и двоюродный брат и у кого здесь настоящая власть.

Когда Гистиею по разным надобностям приходилось покидать Милет, он неизменно передавал власть над городом Аристагору, который не просто заседал в совете пританов, но был по сути его бессменным главой.

Многие в Милете догадывались, что Гистией не удовлетворен теперешним своим положением тирана, что он жаждет чего-то большего. Ему явно было мало власти над одним городом, он грезил владычеством над всей Ионией, на худой конец над каким-нибудь большим островом в Эгейском море. Слава тирана Поликрата не давала Гистиею покоя.

Догадывался об этом и Аристагор.

Потому-то для него не были удивительны хвастливые речи Гистиея, вернувшегося из Египта и похвалявшегося тем, что благодаря дружбе с Дарием ему скоро удастся стать властелином над всеми ионийцами: и теми, что живут на малоазийском побережье, и над островитянами.

– Я отправляюсь завоевывать Лесбос, – заявил Гистией своему зятю, – а ты останешься в Милете вместо меня.

Аристагор осмелился робко возразить Гистиею, напомнив ему, что на Лесбосе живут не ионийцы, а эолийцы.

– Какая разница! – отмахнулся Гистией. – Мне важна заслуга перед персидским царем. Я помогаю Дарию расширять его державу, за это царь царей возвысит меня. – Гистией сделал паузу и хитро подмигнул Аристагору. – Придет время, и эолийцы сами станут благодарить меня за то, что я избавил их от персидского владычества.

Аристагор не понял намек тестя и недоуменно хлопал глазами, ожидая пояснений.

Однако Гистией не пожелал вдаваться в объяснения: он вообще был довольно скрытным человеком.