Дарий Великий не в порядке

Может быть, что-то все-таки изменилось.

Вполне возможно.

Когда мы выехали в магазин, мама предложила мне выбрать новые колеса и новое сиденье для велосипеда, чтобы я мог снова ездить в школу самостоятельно. И на третий день после возвращения я перекинул через плечо свою сумку «Келлнер & Ньютон» и выдвинулся в сторону школы.

Я по-прежнему был категорически против наплечных сумок, но по ощущениям «Келлнер & Ньютон» побывала со мной в Мордоре и вернулась назад. Я не мог теперь просто так отказаться от этой сумки, хотя мама предлагала купить мне новый рюкзак.

Куда я ездил, знали только Джаване Эсфахани и мои учителя. Больше я никому толком ничего не рассказывал. Поэтому, когда я вернулся с весенних каникул на две недели позже, чем нужно, да еще и с йездским загаром, по школе уже поползли слухи.

– Как там в реабилитационном центре?

– Чувак. Мы думали, ты умер!

– Я слыхал, ты присоединился к ИГИЛ[29].

Толстячок Болджер переключил Машину Слухов в школе Чейпел-Хилл на верхнюю передачу.

Все утро я провел, отвечая на нескончаемый поток вопросов.

Дойдя до стола в обеденный перерыв, я с грохотом бросил сумку на соседний стул и положил голову на руки.

– Привет, – сказала Джаване.

– Привет, – пробубнил я, не поднимая головы. – Ой! У меня для тебя кое-что есть.

Я покопался в сумке и достал пакет, который мама передала маме Джаване. Сушеный лук-шалот, пашмак, конфетки из миндальной муки и сахарной пудры, которые называются «хаджи бадум», и новая скатерть.

– Спасибо. Как все прошло?

– Было…

И я не знал, что сказать.

Как рассказать о Маму, Бабу, Сухрабе и футболе, о нашей крыше человеку, который никогда там не был?

Какими словами о них рассказывать, когда мне до сих пор больно?

– Было – как?

– Я не знаю. Трудно об этом говорить.

Джаване кивнула.

– Может быть, я и сама туда однажды поеду. У нас же тоже там родственники.

– Надеюсь, у тебя получится, – сказал я. – Правда.

– Сегодня играем на Южном поле, – объявил тренер Фортес, когда мы вышли из раздевалки. – Вперед, джентльмены.

Южным полем называли обширный засаженный травой участок земли за библиотекой школы Чейпел-Хилл. Строго говоря, футбольным полем его назвать было нельзя, скорее лужайкой, да и располагался он под небольшим наклоном, но именно туда тренер Фортес водил нас играть в футбол/американский соккер.

Так было странно идти туда в красной футболке команды Чейпел-Хилл «Вперед, громилы» и черных легких шортах, а не в моей фирменной футболке иранской сборной.

Странно было играть в моих собственных кроссовках, а не в заношенных бутсах Сухраба и даже не в новых бутсах, которые Маму и Бабу подарили мне на день рождения. (Нам не разрешалось носить бутсы на физкультуре. Предположительно, из «соображений безопасности».)

Странно было играть в полноценной команде, еще и когда одноклассники зовут тебя Дарий или Келлнер, а не Дариуш и Аятолла.

Я даже немного скучал по этой кличке.

Было приятно обнаружить, что я один из самых сильных игроков в классе. Лучше Трента Болджера уж точно. И сегодня он играл в команде противника.

Я постоянно блокировал его пасы, уводил у него мяч и передавал другому игроку, пока Трент не разозлился так сильно, что, судя по виду, мог загореться алым пламенем, как свирепый балрог[30].

Когда мы поменялись половинами поля и пришла моя очередь быть вратарем, я знал, что он постарается сравнять счет. Он вился вокруг наших защитников, пытаясь незаметно ударить в правый угол, но я знал, к чему он клонит.

Я нырнул вниз, проехался на голенях по траве – и отбил мяч.

После игры с иранскими Бездушными Приверженцами Господствующих Взглядов Трент Болджер и его американские приятели уже не казались такими крутыми.

– Хорошая игра, Д-Ахерей, – сказал он. – Но тебе не привыкать к тому, что в твое лицо что-то все время летит.

– Придурок, – отозвался Чип. Он подбежал и стукнул кулаком об мой кулак. За каникулы он подстриг волосы снизу, а длинный верх теперь убирал в маленький хвостик на затылке.

Меня прям взбесило, как клево смотрелась на нем такая прическа.

– Отлично отразил атаку, Дарий.

– Спасибо.

Трент пялился на Чипа, но тот всего лишь пожал плечами и улыбнулся мне во весь рот.

Я не знал, что и думать.

Возможно, Циприан Кузумано вовсе не был таким бездушным, как мне казалось.

Может быть.

Тренер Фортес подошел ко мне на обратном пути к раздевалкам.

– Ты сегодня неплохо играл, Келлнер.

– Спасибо, – ответил я, но потом наступил во что-то ногой.

Что-то мягкое. И по запаху я сразу его узнал.

– Дерьмо.

– Следи за языком! – сказал тренер, но потом обернулся и увидел, что я вытираю кроссовку о траву.

Жители окрестных домов иногда выпускают собак побегать по Южному полю.

– А, это ты в буквальном смысле.

– Простите, тренер.

Он фыркнул и покачал головой.

– Пойдем. У меня там пара полотенец есть. Я напишу тебе объяснительную об опоздании на следующий урок.

– Спасибо.

Думаю, тренер Фортес был вполне нормальным, если посмотреть на других тренеров в школе Чейпел-Хилл, пусть он и состоял в спортивно-промышленной организации, которая позволяла процветать Толстячку Болджеру и его Бездушным Приверженцам Господствующих Взглядов.