Дарий

— Гляди, сын мой! — Гистасп с торжествующим видом показал Дарию начищенную до блеска медь. — Вот ты в царских одеждах с поднятой правой рукой. По-моему, похож. Одной ногой ты попираешь мага Гаумату, который протягивает к тебе руки с мольбой о пощаде. Вот стоят девять самозванных царей со связанными руками, сцепленные за шею одной веревкой. Все пленники стоят по порядку. Первым идет Ассина, восставший в Эламе. За ним — Нидинту-Бел, поднявший на восстание вавилонян. Потом маргианец Фрада… — Гистасп с нескрываемым удовольствием перечислял плененных самозванцев, тыча пальцем в медную дощечку. — И последний — Скунха, он хоть и не самозванец, но тоже поднял оружие против персидского царя, за что и поплатился.

Позади тебя, сын мой, стоят Гобрий и Аспатин, — продолжил Гистасп описание барельефа. — Гобрий сжимает в руках копье, Аспатин держит лук. Под каждой фигурой выбита надпись с именем, чтобы грядущие потомки могли определить, кто есть кто. Вверху над всеми парит Ахурамазда, лик которого обращен к тебе, сын мой. Внизу — столбцы трехъязычных надписей с описаниями битв со всеми самозванцами и о твоем воцарении, сын мой. События тоже перечислены по порядку, начиная с убийства братьями-магами Бардии и заканчивая походом на саковтиграхауда.

Я велел оставить место для описания твоего похода, Дарий, на заморских скифов. Вот здесь, — Гистасп ткнул пальцем в медную пластинку. — Леса со скалы еще не убраны, стоит только приказать, и камнерезы мигом…

— Не надо! — Дарий столь резко прервал отца, что тот в недоумении отшатнулся.

— События, запечатленные на Бехистунской скале, отражают определенную веху моего царствования, — принялся пояснять Дарий свой отказ. — Это было начало моего царствования. Поход в Европу знаменует собой другую веху… Веху расширения моего могущества. Я не хочу смешивать эти столь разные события. К тому же…

Дарий запнулся, не зная, как сказать отцу, что заморские скифы так и не были покорены им. Более того, Дарию пришлось спасаться бегством, бросив обоз и часть войска.

Гистасп молча ждал дальнейших объяснений сына, но вместо этого увидел на лице царя царей нескрываемое неудовольствие.

— Что это? Что это такое?! — раздраженно вскричал Дарий, выхватив медную пластинку из отцовских рук. — Почему Гаумата, которого я попираю ногами, как две капли воды похож на Бардию, сына Кира? Мои потомки могут подумать, будто это я убил Бардию!

— Но, сын мой, Гаумата действительно был схож лицом с Бардией, — пробормотал Гистасп. — Тому есть свидетели.

— Ты что, не помнишь разве, что на Бардию был похож его брат Смердис, — негодуя, выкрикивал Дарий, тряся медной табличкой перед носом растерявшегося Гистаспа. — На том ведь и строился коварный замысел магов! Я же лицезрел и Смердиса, и Гаумату, я знаю, что говорю!

— Хорошо, хорошо, — растерялся Гистасп, — я велю камнерезам исправить эту ошибку.

— Да поскорее, — грозно произнес Дарий.

— Сегодня же отправлюсь к Бехистунской скале и сам прослежу за работой, — угодливым тоном произнес Гистасп.

Вместе с Гистаспом отправился Аспатин, которому Дарий поручил, не слишком сгущая краски, поведать отцу о тех невзгодах, что выпали на долю персидского войска в заморской Скифии.

— Скажешь также, что с моим возвращением в Вавилон поход в Европу не окончен, — напутствовал Дарий Аспатина. — Скажешь, что во Фракии во главе моего войска воюет Мегабиз. Ну и про воду из Истра упомяни, которую по моему приказу поместили в мою сокровищницу. Отныне Истр является северной границей моего царства.

Тянулись дни, бесцельные, пустые…

Дарий с поникшей головой, полной мрачных дум, бродил по дворцовым покоям среди колонн из ливанского кедра, среди крылатых черных быков. Он никого не желал видеть, ни с кем не хотел разговаривать. Мысли царя в своем тяжелом течении постоянно возвращались к одному и тому же…

Евнух, пришедший с женской половины дворца, передал Дарию, что с ним желает встретиться Атосса.

— Повелитель, — сказал евнух, — царица желает показать тебе свою недавно родившуюся дочь.

«Ну вот, опять дочь! — недовольно подумал Дарий. — У Фейдимы родилась дочь. Пармиса тоже разродилась дочерью. Атосса родила уже двух дочерей. Неужели женское начало возьмет верх средь моих потомков?»

Дарию невольно вспомнилась Статира, подарившая ему троих сыновей. Причем все сыновья похожи на Дария, в особенности старший — Артобазан. Ксеркс, первенец Дария и Атоссы, вовсе не был похож на отца, унаследовав в полной мере черты матери. Поэтому Дарий не баловал Ксеркса своим вниманием. Даже Арсама, сына Артистоны, Дарий любил больше, хотя тот похож на отца лишь формой носа, в остальном же был копией Артистоны.

Дарий навестил Атоссу не столько для того, чтобы взглянуть на малютку-дочь, сколько из желания поделиться с женою своими думами.

Атосса внимательно выслушала мужа, поведавшего ей про свой вещий сон, который сбылся в точности во время похода на заморских скифов.