Дарий

— А ведь я предупреждала тебя, повелитель, чтобы ты не затевал войну со скифами, — напомнила Атосса. — Я просила тебя прежде всего завоевать Македонию и Грецию, где много богатых городов, где нет пустынь и широких рек.

— Еще ничего не потеряно, — ворчливо промолвил Дарий. — Сейчас во Фракии воюет Мегабиз. Попутно он завоюет и Македонию, и эллинские колонии на фракийском побережье.

— Это было бы прекрасно, — заметила Атосса.

И перевела разговор на другое.

Дарий, не собиравшийся надолго задерживаться в гареме, неожиданно для самого себя провел в покоях Атоссы весь день и даже остался у нее на ночь.

Атосса сумела убедить Дария в том, что через сны с ним общаются боги, прежде всего Ахурамазда и Аши, богиня судьбы.

— Если сны отражают реальные события будущего, значит боги предоставляют тебе, Дарий, возможность соизмерять твои замыслы с их грядущим исходом, — рассуждала Атосса. — А это верный способ предотвращать любые неудачи посредством такого общения с богами. Зачем тебе толпа советников, Дарий? Ведь отныне твою судьбу оберегают куда более могущественные провидцы.

Общаясь с супругой, Дарий будто заново пробудился к жизни. Его угрюмость сменилась прежним любознательством и стремлением прославить свое царствование. И царь вновь с головой окунулся в дела.

Прежде всего Дарий просмотрел образцы барельефов, которые Уджагорресент собирался высечь на скале близ канала, прорытого по приказу Дария из Нила в Аравийское море.

— Потомки должны знать имя царя, соединившего Нил с морем, — молвил Уджагорресент.

От египтянина Дарий узнал, что храм Амона в оазисе Харга почти готов и что заново отремонтирован храм богини Нейт в Саисе.

Потом главный зодчий показал Дарию карту построек в Персеполе. Там уже вовсю шло строительство царского дворца, главных ворот, сокровищницы и казарм гвардейцев. Были почти завершены две мощные цитадели и улица Процессий.

Дарий пожелал узнать, строятся ли погребальные камеры на склоне горы, облюбованной им для царских гробниц Ахеменидов.

Главный зодчий развернул перед царем другой план, на котором была изображена схема расположения ходов и погребальных склепов в толще Львиной горы.

— Львиная гора? — Дарий улыбнулся. — Хорошее название!

Дарий и не предполагал, что совсем скоро в одном из склепов царского некрополя будет погребен первый усопший.

Аспатин, вернувшийся в Вавилон, сообщил Дарию о случившемся несчастье.

Строительные леса на Бехистунской скале неожиданно обрушились и все находившиеся на них люди погибли, рухнув вниз с огромной высоты. Среди каменотесов, трудившихся в тот день у наскального барельефа, находился и Гистасп.

Выслушав Аспатина, Дарий не смог удержаться от слез и стенаний. Выходило, что он сам, своею рукою, послал отца на смерть.

— Повелитель, ты здесь ни при чем, — возразил Аспатин.

Он напомнил Дарию давно забытое событие, когда, подавляя восстание вавилонян в начале своего царствования, царь опасно заболел лихорадкой. Предводитель восставших вавилонян Нидинту-Бел, взятый Дарием в плен, заявлял тогда, что болезнь на царя персов наслал бог Мардук, который якобы и помогает Нидинту-Белу.

— И тогда, повелитель, ты пообещал сохранить жизнь Нидинту-Белу, если тот помолится за тебя Мардуку, — продолжил Аспатин. — Нидинту-Бел согласился и разыскал какого-то знахаря-халдея, сведущего во врачевании. Этот знахарь…

— Не продолжай, — прервал Дарий Аспатина. — Я вспомнил! Знахарь-халдей тогда вылечил меня, но Гобрий втайне от меня казнил Нидинту-Бела. И знахарь предсказал мне, что я стану виновником смерти своего отца.

— Вот именно, — поддакнул Аспатин. — Это злой рок, а не твоя вина, повелитель.

— Опять злой рок, — простонал Дарий. — Все-таки как жалок человек со своими честолюбивыми порывами, не подозревающий, что он лишь игрушка в руках изменчивой судьбы. Что твердо и нерушимо в этой жизни? Все, что угодно, только не человеческая жизнь!

Тело Гистаспа было забальзамировано, уложено в золотой саркофаг и на роскошной колеснице доставлено в Персеполь. Дарий, вся его свита и все царские родственники сопровождали эту траурную процессию.

«Отец мечтал видеть меня властелином Азии и Европы, он верил в мое высокое предназначение, — с грустью думал Дарий, глядя на то, как каменщики замуровывают последнее пристанище его честолюбивого родителя. — Отныне у меня одной опорой стало меньше. Когда-нибудь и меня погребут таким же образом. Когда-нибудь…»

Глава восемнадцатая Письмена под волосами

За два года Мегабиз завоевал половину Фракии, ему добровольно покорился македонский царь Аминта.

Фракийцы, видя, что персы одолевают их, обратились за помощью к скифам.

Скифский царь Иданфирс во главе конного войска зимой перешел по льду Истр, прошел Родопские горы и вступил в долину Гебра[161]. На берегах этой реки между персами и скифами произошла кровопролитнейшая битва. Персы победили и гнали разбитого врага до наступления сумерек.

Эта победа окончательно утвердила персидское владычество во Фракии.

Из всех фракийских племен только одни пеоны продолжали сопротивляться персидскому нашествию.