Дарий

Увидев Гобрия и с ним какого-то длиннобородого сутулого старика в цепях, Дарий перестал жевать и поинтересовался: кто сей пленник? Услышав ответ Гобрия, что пред ним Нидинту-Бел, самозванец и мятежник, Дарий не мог скрыть своего изумления. Он-то представлял Нидинту-Бела совсем другим — молодым, сильным.

— Неужто вавилоняне не могли выбрать себе в цари кого-нибудь помоложе и подостойнее? — обратился Дарий к Гобрию.

Гобрий в ответ лишь пожал плечами, он и сам был удивлен выбором вавилонян.

Неожиданно уязвленный пленник вскинул голову и сердито промолвил по-персидски:

— Из всех вавилонян лишь я один достоин быть царем, ибо я сын Набонида!

Дарий удивился еще больше и вопросительно посмотрел на Гобрия.

— Лжет, — с небрежной ухмылкой промолвил Гобрий. — У царя Набонида был только один законный сын Валтасар[59], но он погиб во время вторжения Кира в Вавилон.

— Не один, а двое законных сыновей было у моего отца Набонида, — упрямо молвил пленник. — Валтасар и я. Милостью великого Мардука[60] мне удалось скрыться, когда воины Кира ворвались в Вавилон. Боги не оставляют в беде своих помазанников.

— Что ж тогда Великий Мардук не помог тебе на сей раз? — насмешливо спросил Гобрий, дернув пленника за цепь. — Или ты забыл позвать его на помощь?

— Отчего же, — с торжествующей язвительностью произнес Нидинту-Бел, — Мардук помогает мне, как и прежде. Твой царь скоро умрет. — И старик узловатым пальцем ткнул в Дария, полулежащего на ложе.

— Ах ты, ядовитый паук! — рассвирепел Гобрий и со всей силы ударил пленника локтем в бок, так что тот упал на колени.

Гобрий занес было кулак, но Дарий властным окриком остановил его.

— Слушай, сын Набонида, — сказал царь, глядя в глаза Нидинту-Белу, — если я выживу, будешь жить и ты. А если я умру, то тебя в тот же день и час казнят. Поэтому помолись Мардуку о моем выздоровлении. Спасая меня, он спасет и тебя.

Нидинту-Бел в раздумье пошевелил густыми низкими бровями, затем произнес:

— Я могу помочь тебе, царь. Есть у меня один хороший лекарь…

Вельможи из свиты Дария были весьма удивлены тем, что плененный Нидинту-Бел вдруг поселился рядом с царскими покоями. Более того, с него сняли оковы, разрешили помыться и выдали чистые роскошные одежды. Питался Нидинту-Бел теперь кушаньями с царского стола, довольно часто встречался с Дарием и подолгу беседовал с ним.

Врачи обеспокоенно перешептывались между собой при виде старого халдея, высохшего, как щепка, который принялся лечить Дария. Причем все свои снадобья этот знахарь настаивал на пальмовом вине. Гобрий, не доверяя Нидинту-Белу, приставил к больному царю своего человека, который был обязан пробовать все лекарства, перед тем как их выпьет Дарий.

Спустя несколько дней Дарию значительно полегчало.

Царь пожелал, чтобы к нему из Суз приехала Статира.

Гобрий выполнил волю царя.

Статира приехала в Вавилон, но не одна, а вместе с Пармисой.

Великолепный дворец вавилонских царей и огромный город, раскинувшийся по обеим берегам Евфрата, произвели на Статиру ошеломляющее впечатление. Особенно понравились ей знаменитые «висячие сады Семирамиды», где она любила подолгу гулять одна или с Пармисой, с высоты птичьего полета любуясь панорамой городских кварталов.

Когда Дарий окреп настолько, что врачи позволили ему выходить из опочивальни на свежий воздух, он тоже с удовольствием составлял компанию Статире в ее прогулках по висячим садам.

— Как же сильно любил Навуходоносор свою жену-мидянку, если в угоду ей повелел вознести живые деревья на такую высоту! — восхищалась Статира. — Способен ли ты, Дарий, на нечто подобное ради меня?

Дарий пытался отшучиваться:

— Не думаю, что эти висячие сады являются символом пламенной любви Навуходоносора, скорее, это свидетельство привередливости его властной супруги.

— Я хочу жить в этом чудесном дворце и не потерплю присутствия здесь Атоссы, — капризно заявила Статира. — Хотя бы об этом я могу тебя попросить, мой царь?

— Ради твоего прекрасного настроения, моя прелесть, я согласен держать Атоссу подальше от Вавилона, — улыбнулся Дарий, желая сделать Статире приятное.

— И Артистону тоже, — тотчас же поставила условие Статира.

— Пусть будет по-твоему, — уступил Дарий и на сей раз. В эти зимние дни, когда недуг наконец-то оставил его, Дарию хотелось самому радоваться жизни и приносить радость другим. Статира, по его мнению, заслуживала большего, ведь она так сильно любит его. Дарий был уверен, что блеск ее прекрасных глаз и прикосновения нежных рук действуют на него так же благотворно, как и целебные зелья старого халдея.

Выздоровев окончательно, Дарий велел привести к нему Нидинту-Бела, чтобы в присутствии своей свиты торжественно даровать ему свободу.

Однако Дарию сообщили, что Нидинту-Бела по приказу Гобрия посадили на кол.

— Когда это случилось?! Почему меня не известили об этом злодеянии?! — набросился Дарий на своих приближенных. — Позвать сюда Гобрия! Немедля!

Гобрий предстал пред царем, но вовсе не чувствовал себя виноватым.

Да, он еще позавчера повелел умертвить Нидинту-Бела. Почему? Потому, что для вавилонян Нидинту-Бел — это знамя восстания.