Дарий

И опять выступил возмущенный Гистасп, который заявил Дарию, что если он не жалеет простых воинов, посылая их на верную смерть, то пусть хотя бы пожалеет Ваумису, от которого больше пользы на поле сражения, чем от всех прочих полководцев Дария.

Гневные и откровенные слова Гистаспа вызвали взрыв негодования в царском шатре. Интаферн, Гидарн, Мегабиз и прочие военачальники вскочили со своих мест, осыпая Гистаспа бранью, упрекая его в неумении руководить войсками, в трусости и нерасторопности.

— Будь в тебе, Гистасп, хоть искра полководческого дара, ты не допустил бы такого разрастания мятежа в Парфии, — выкрикивал Гидарн, брызжа слюной. — Ты собрал немалое войско, но был разбит Шаваком, на стороне которого сражаются голодранцы!

— Гистасп упрекает нас в неумении воевать, — вторил Гидарну Мегабиз, — нас, прошедших через столько битв и не потерпевших ни одного поражения. Да он просто переполнен завистью и досадой!

— Ты так великолепен и заметен на военных советах, Гистасп, но тебя почему-то не видно в битвах. Почему бы это, а? — язвительно вопрошал Интаферн. — Мы все покрыты шрамами, и только у тебя, Гистасп, нет ни одного шрама, не считая царапин, полученных от твоих наложниц.

Дарий долго не мог восстановить порядок на военном совете, его поразило, какой ушат грязи вылили на его отца бывшие царские сподвижники. Гистасп тоже обратил внимание на то, какой злобой сверкали глаза у этой троицы, и подозрение о заговоре закралось в его вещее сердце.

Ваумиса же без промедления выступил в поход.

При прощании Дарий взял Ваумису за руку и долгим взглядом посмотрел в его серо-голубые глаза. Ему вдруг стал бесконечно дорог этот храбрый военачальник и просто благородный человек. Дарию было бы намного спокойнее средь множества грядущих опасностей, если бы Ваумиса — всегда спокойный и немногословный — оставался бы рядом с ним. Но судьбе было угодно, — Дарий утешал себя именно такой мыслью, — чтобы Ваумиса потушил в Армении пожар восстания, не дав ему разгореться.

— Если станет совсем худо, пробивайся к Тахмаспаде, — сказал Дарий, не выпуская руку Ваумисы. — И помни, друг мой, мне не нужна победа над армянами ценой твоей жизни. У меня много полководцев, но Ваумиса — один.

* * *

Упрек Интаферна, намекнувшего Гистаспу про царапины от его наложниц, тем не менее, показался Дарию справедливым. Вечером того же дня Дарий пришел в шатер к отцу для серьезного разговора с ним.

— Отец, войско и без того обременено обозом и множеством раненых, а ты еще возишь за собой всех своих наложниц, — царь не скрывал своего осуждения. — Не понимаю, как у тебя хватает сил и, главное, желания на любовные утехи в столь трудное военное время.

Гистасп, будто бы ждал этого разговора, ответил, не задумываясь и не смущаясь:

— А мне, сын мой, странно и непонятно, почему ты — царь царей! — обходишься на войне без наложниц, без цирюльников, массажистов. Погляди, во что превратилась твоя борода! И взгляни на мою бороду. У меня и волосы завиты, в отличие от тебя, и ногти аккуратно подстрижены. Время тяжелое, я согласен, но не превращаться же из-за этого в животное! Между прочим, негодяй Шавак, став царем над парфянами, тут же окружил себя пышной свитой, завел гарем в триста наложниц и не расстается с ним даже в походах. А как он выглядит, этот бывший пастух! Он всегда причесан и завит, всегда роскошно одет, блистает золотом украшений. Так неужели мы с тобой, урожденные Ахемениды, хуже этого самозванца?

— Разве ты видел Шавака близко? — насторожился Дарий.

— Видел однажды, — нехотя ответил Гистасп. — Переодевшись нищим, я побывал у него в стане. Хотел еще раз убедиться, что те знатные парфяне, которым я доверял, перешли под знамена этого безродного выскочки.

В глазах Дария промелькнуло невольное уважение столь храбрым поступком отца, но и удивление: побывать у самозванца и не прикончить его?..

— И ты увидел у Шавака тех, кому доверял? — спросил царь.

— Всех до единого, — проворчал Гистасп, — чтоб Ангро-Манью поглотил их души. Думаешь, почему я проигрывал сражения? Вокруг меня были предатели и изменники. Срубив два десятка голов в своем окружении, я стал спокойнее спать. Зато оттолкнул от себя слабодушных и колеблющихся — и все они примкнули к Шаваку.

После беседы с отцом Дарий словно увидел себя со стороны. Увидел себя в том довольно неопрятном виде, в каком, собственно, пребывают почти все воины и военачальники в Дариевом войске, вынужденные жить в походных условиях.

Дарий вызвал к себе Багапата и велел ему дополнить штат царских слуг массажистами, цирюльниками, портными, башмачниками и всеми прочими, кто должен содержать царственную особу в безупречном виде.

Багапат заикнулся было и о наложницах: мол, надо бы царю подумать и о своем здоровье, которое для мужчины его лет лучше всего поддерживать женскими ласками.

Дарий не стал возражать и против наложниц.