Дарю веснушки

Я повторил ему всё то, что у меня уже выпытал милиционер. Доктор поинтересовался, сколько стаканов воды я выпил, и похвалил меня. — Так, так, — снова произнёс он. Потом пообещал, что проживу весь будущий век. Но ложечка касторки мне не помешает. Безобидное, древнейшее лекарство. И во всяком случае — не горькое.

Бабушка тотчас принесла из своей секретной аптечки бутылочку касторки и подала её доктору. Он вынул пробку и лизнул её, вкусно причмокнув. В конце концов он так разохотился, что налил в столовую ложку не одну, а две чайных ложечки касторки.

Прежде мне никогда не приходилось её пробовать. Но раз она не горькая и доктор ею так восхищается... Я сопротивляться не стал. Послушно открыл рот. И чуть не задохнулся... Никакое это не безобидное лекарство. А самая-пресамая отвратительная гадость.

И почему это у взрослых привычка хитрить? Тот же доктор. Сказал бы прямо — мерзостное лекарство. Что я — трус? Не выпил бы его? Не сразу, но одолел бы. Я так разобиделся на доктора, что больше смотреть на него не захотел.

Доктор же, хоть и сказал «молодец», на самом деле ни капельки меня не пожалел. Посмеялся и посоветовал больше не объедаться, чаще вспоминать про совесть и не подводить себя, тем более — родителей.

Я ему ничего в ответ не сказал. Нарочно я никого не подвожу. А совесть у меня есть. Только она, как Лида говорит, часто юлит. Легкомысленная! Обо всём этом я подумал и тут же про себя поклялся воспитать свою совесть.

Родители это поняли. Когда ушёл доктор, ни о чём меня больше не спрашивали.

Мой друг - милиционер

Я лежал и думал только об одном: что не сумел побывать на представлении в цирке. Кирилл Яковлев подумает, что я расхотел быть его сыном. Кончится ли когда-нибудь моё невезение?!

В комнату вошла бабушка. Наклонилась ко мне.

— Уже поздно, — прошептала она. — Ты засни, детка. Утром будешь здоровенький!

Что, если бабушке всё рассказать?.. Бабушка — верный человек. Она всё поймёт. Но сказать ей я ничего не успел, потому что явился мой друг — милиционер.

Он отдал мне честь. И, вручая голубой конверт, сказал:

— Вот тебе, Илья Ильюшин, письмо от знаменитого клоуна Кирилла Яковлева. Мне удалось повидаться с ним.

Я хотел встать, чтобы тоже отдать честь. Но милиционер не позволил:

— Лежи, лежи! По уставу больной имеет право не вставать перед старшим. Ты лучше прочти, что написал тебе Кирилл Фёдорович.

Я вынул письмо из конверта и прочёл его вслух:

— «Славный мой дружище Илья! Узнал, что у тебя неприятности. Рад, что ты мужественно справился с ними. Что касается мороженого, то это и моя вина. Перестарался. Передай родителям мои извинения. Не огорчайся, что не попал на представление. Мы скоро к вам приедем. Будем выступать на утренниках. Приглашаю тебя и твоих родителей на любой мой спектакль. Помни о нашем уговоре. Жди от меня известий. С клоунским приветом. Кирилл Яковлев».

Милиционер стал прощаться. Тогда я спохватился, что ещё не поблагодарил его. И повторил слова папы:

— Спасибо вам, товарищ милиционер!

— Служу Советскому Союзу!—откозырял он мне. — Служу юным друзьям милиции.

Я видел, как бабушка платочком вытирает глаза. И я подумал: «Может, нарушить мне мои клятвы? Расскажу родителям про свой секрет». Но в комнату вошёл папа и приказал:

— Немедленно спать! — и выключил свет.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ ШЕФЫ НАД ЗМЕЯМИ

Всем некогда

Утром проснулся от подозрительной тишины. Обычно, когда мама с папой спешат на работу, шума хватает. Да и бабушка всегда воркует над ухом и тормошит меня.

А сегодня прислушиваюсь — ни звука! Значит, рано. Мне же спать не хочется.

Почмокал губами и даже покрутил языком во рту.

Ничего противного не почувствовал. Вроде меня и не заправляли касторкой. Но я-то уж её, проклятую, никогда не забуду.

Вынул из-под подушки письмо клоуна. Прочёл ещё раз.

На какой это он уговор намекает? Конечно, на то, чтобы я про кино не хвастался. А я вчера чуть было не рассказал об этом раньше времени. Может, клоун о дисциплине и отметках напоминает? . .

Всё равно, решаю, придётся над силой воли ещё поработать.

Видно, я про силу воли вслух произнёс. Потому что сразу стало в квартире шумно. Оказалось совсем не рано. Все давно уже встали.

— Ну-с, герой, как дела?—спросил папа.

— Отлично. В школу пойду.

— Так я тебя и пущу!—вмешалась мама. — Что-то неспроста ты в школу вдруг рвёшься... Опять что-нибудь надумал!

— Ай-ай! — заволновалась бабушка. — Как же ты, голубчик, пойдёшь? Ведь не поправился! Надо врача позвать.

А папа сказал:

— Раз он считает, что у него всё отлично, пусть идёт.

— Ни за что на свете! — возразила мама.

— Пора ему наконец научиться отвечать за себя! — твёрдо сказал папа.

Спорить им было некогда.

— Посмотрим, к чему приведут твои поблажки! — вздохнула мама.

И убежала на работу. Папа — тоже.

Бабушка осталась со мной. Мне всегда её жалко, когда она волнуется.

Чтобы её успокоить и доказать, что я совершенно здоров, перекувырнулся на кровати. Затем вскочил и перепрыгнул через стул.

Бабушка сначала испугалась, потом засмеялась.